На их призывы сначала откликнулись жители Роталии, Гарии и Виронии. Затем к восстанию присоединились и другие. В начале 1223 г. в Сакале, Гервене и Уганди местные жители перебили всех немецких рыцарей, судей, представителей администрации и священников[316]
. Меченосцы были изгнаны из замков Вильянди, которым они владели с 1211 г., и Юрьева (Дерпта), где они находились с 1212 года[317]. Поднялась общеэстонская волна борьбы с немецкими и датскими захватчиками:«По всей Эстонии и на Эзеле прошел тогда призыв сражаться с датчанами и тевтонами, и самое имя христианства было изгнано из всех уголков этой страны. Русских же из Новгорода и из Пскова эсты призвали к себе на помощь, закрепив мир (
Жен своих, отпущенных было после принятия христианства, они вновь взяли к себе; тела своих покойников, погребенные на кладбищах, вырыли из могил и сожгли по старому языческому обычаю; мылись сами, мыли и выметали вениками замки, стараясь таким образом совершенно уничтожить таинство крещения во всех своих владениях»[318]
.Как видно, в ходе нескольких месяцев все резко изменилось. Эстонская враждебность к русским исчезла. Да, собственно, она была характерна лишь для Сакалы и Уганди. Только в эти области русские совершали походы в последние десять лет, причем разорению подвергалась одна Уганди. Теперь былые противоречия были забыты. Причем новые договоренности, как на это указывает Генрих Латвийский, закреплялись мирным договором, условия которого, скорее всего, диктовали эстонцы. Эсты укрепляли или подкрепляли уже существующий мир (
Это было первое документально засвидетельствованное русско-эстонское соглашение, где обе стороны выступали в качестве равноправных. Новгородцы и псковичи не получали по договору власти над местными жителями, которые, естественно, не стремились к чьему-либо подданству. Речь шла о союзнических обязательствах в военной сфере, разумеется, не бесплатных. Эсты пригласили русских для обороны городищ и замков, то есть хотели воспользоваться услугами нескольких небольших отрядов военных профессионалов, способных обеспечить оборону крепостных сооружений и умеющих использовать осадные машины. Они должны были хранить тыл эстонской армии и участвовать в возможных штурмах или обороне укрепленных поселений.
Создается впечатление, что это были действительно выгодные для Эстонии договоренности. Неизвестно, выглядели ли они таковыми и для Новгорода. На Северо-Западе Руси в это время наступил период междуцарствия. Ровно тогда, когда вспыхнуло эстонское восстание, в конце 1222 г. — княжич Всеволод бежал к отцу во Владимир. Судя по всему, новгородцы договаривались с эстонцами будучи без князя. Был ли доволен достигнутым соглашением вновь прибывший в Новгород князь Ярослав Всеволодович, который ранее был известен исключительной воинственностью в вопросах как внутренней, так и внешней политики? Как бы то ни было, но вплоть до конца лета 1223 г. новгородцы ничем не проявили свое желание ввязаться в военные действия в Прибалтике.
Похоже, что большинство горожан устраивал такой мир в Эстонии, при котором границы оставались стабильными и в безопасности. Попытки завоевать и/или подчинить эстов Новгород после 1218 г. уже не предпринимал. Для русских соседей независимая Эстония выглядела все же предпочтительнее, чем подчиненная воле датского короля или Рижского епископа. Этим и обусловлено участие новгородцев в последующих событиях.
По сообщению Генриха Латвийского, эсты одновременно с закреплением мира с русскими предложили мир и Риге:
«И послали жители Саккалы гонцов в Ригу сказать, что они охотно возобновят мир, но веры христианской впредь не примут никогда, пока останется в стране хоть годовалый мальчик ростом в локоть. Они просили вернуть их сыновей-заложников, обещая отдать за каждого по одному человеку из братьев-рыцарей и купцов, какие были еще в живых среди заключенных у них. Так и было сделано»[319]
.Судя по всему, рижане только обменялись заложниками, но мира не приняли. Одна из последующих фраз хроники свидетельствует именно об этом:
«И начались вновь войны на всем пространстве Эстонии»[320]
.