С потерей детеныша медведица стала агрессивной, злобной. Она задирала диких и совхозных оленей по- волчьи, ради убийства, не притрагиваясь к пище. Еды в это время в тайге полным-полно, ее соплеменники начали жировать, чтобы залечь в берлогу с толстым слоем жира, но она была худа, как в жестокий голодный год. По рассеянности зверь частенько пересекал свои охотничьи угодья, забредал в чужие, и тогда происходили кровавые драки с сородичами.
Как-то медведица вышла на таежную поляну и увидела двух медвежат. Они дурашливо гонялись друг за дружкой. Она потянула ноздрями воздух и почуяла невидимую в чащобе самку. Это, однако, ее не остановило. Подскочила к одному из медвежат, схватила его зубами за холку и пустилась бежать. Детеныш отчаянно заревел. Разъяренная мать вскоре догнала похитительницу. Медвежонка пришлось оставить и спасаться бегством. Победила не сильнейшая, а правая...
От залитого водой костра тянулись невидимые следы. Они были свежими и остро пахли резиной. Этот ненавистный ей запах медведица запомнила на всю жизнь. Точно так же пахли следы на речной косе Колымы, оставленные бахилами геологов.
Она глухо зарычала и бросилась галопом по следу. Прыжки ее были мягки и бесшумны, как у кошки. Листья и хвоя деревьев на уровне роста зверя отчего-то пахли рыбой.
Наконец медведица увидела человека. Это был буровой мастер. В пяти километрах отсюда находилась буровая, и рабочие частенько хаживали рыбачить на богатое рыбой озеро.
Человек шел и весело насвистывал. Он радовался удачной рыбалке. За какой-то час удалось поймать пять здоровенных щук. В левой руке он нес удилище, правой держал соединенных веревкой через пасть и жабры и перекинутых через плечо щук. С правого бока, пристегнутая к ремню, висела кобура пистолета.
Медведица сделала порядочный крюк и обогнала человека. Она затаилась в завале возле почти невидимой, но хорошо различимой по запаху тропы, по которой ходили к озеру буровики.
Шаги ближе, ближе; запах человеческой плоти и резины бахил острее... Когда буровой мастер прошел завал, медведица в два прыжка настигла свою жертву. В самый последний момент человек резко обернулся, отбросил удилище, добычу, но выдернуть пистолет не успел. Медведица сбила его с ног, подмяла под себя, затем сняла скальп — правой лапищей с выпущенными когтями сдернула с шеи на лоб и глаза кожу с волосами.
Он был еще жив и слабо стонал. Зверь перекусил шейные позвонки, затем оттащил его в завал, закидал ветвями, трухлявыми стволами деревьев. Медведи любят мясо с душком. Щук он съел.
По остаткам трапезы, отброшенному удилищу и нашли буровики своего товарища.
Получив трагическое сообщение буровиков, районный охотовед Горюнов связался по телефону с областным Управлением промыслово-охотничьего хозяйства и получил приказ немедленно уничтожить медведя-людоеда. Через час из областного города вылетели общественные инспекторы охотоинспекции, опытные охотники с превосходно натасканными лай- ками-медвежатницами. Вертолет захватил ГорюноБа в районном поселке и еще через два часа был на буровой.
На место происшествия шли пешком. Ми-4 ожидал возле барака: гул двигателя мог навсегда отогнать хищника от добычи.
Возле завала, под которым лежал труп, на высокой лиственнице устроили засаду. Горюнова оставили за стрелка, остальные вернулись на буровую, Рано или поздно зверь должен был вернуться к добыче.
Горюнов просидел в засаде до утра. Но медведь не появился. В небе загрохотал вертолет. Машина опустилась неподалеку от засады, на таежной опушке. Горюнов поспешил к ней и узнал о чрезвычайном происшествии. По рации вертолетчикам передали: час назад на метеостанции в тридцати километрах от буровой медведь убил метеоролога, когда тот снимал показания с приборов.
Через считанные минуты Ми-4 приземлился возле построек метеостанции. Горюнов с помощниками, не задерживаясь около жены метеоролога, голосившей над изуродованным трупом супруга, пустил собак по следу хищника. Недавно прошел дождь, отпечатки лап зверя были видны на земле. Районный охотовед, опытный следопыт, проработавший на Колыме почти сорок лет, на глаз определил: они соответствовали отпечаткам, оставленным хищником там, возле озера...
Бежали долго, пот лил в три ручья. Приходилось останавливаться: общественники были люди пожилые.
Наконец далеко-далеко, должно быть, версты за три, залаяла одна собака, к ней присоединилась вторая, чуть позже — третья. Лай был нескончаемый, заливистый, азартный. Так собаки облаивают только крупного зверя. Голоса псов некоторое время перемещались, как бы шарахались из стороны в сторону, затем раздались с одного места. Горюнов смекнул: медвежатницы погоняли, погоняли зверя, потом окружили его, посадили и держали до прихода охотников.
Лай ближе, ближе; в эти привычные звуки вдруг вклинился короткий рев. Он был не агрессивный — отчаянный, как бы обреченный.
Люди сняли с плеч карабины. Им бы чуток передохнуть — лица посерели, рубахи взмокли, хоть выжимай,— но близость схватки придавала силы, гнала вперед.