Северные новеллы

Он пришел в поселок через полторы недели, худой, ободранный и запаршивевший, смахивающий на большеголовую бродячую собаку. Жить в тайге он не мог. Для него она была враждебная, голодная, полная опасности. И одна тайга знала, как тяжко было медвежонку пробираться к людям, что на каждом шагу его поджидала смерть. Сначала Ревуна преследовала рысь. Неминуемую гибель отвратила случайность: повстречался отбившийся от матери сохатенок, и она предпочла его медвежонку. Потом гналась росомаха. Догнала, да побрезговала, оставила в покое: уж больно он был худ, мосласт; икая пища есть в колымских дебрях...

Люди пожалели Ревуна, забыли старые грехи. Подкармливали, ласкали. Правда, взять его никто не пожелал, и он день и ночь проводил на улицах поселка.

Жизнь заставила Ревуна переломить свой дикий, злобный нрав. Смекнул: иначе люди перестанут давать еду, свяжут и опять отвезут в глухую тайгу во чреве гигантской грохочущей стрекозы. И он уже не ревел — бесполезно, да и людей это шибко раздражает; позволял гладить себя по морде, трепать по холке: пусть гладят и треплют, коль им нравится.

Но временами, независимо от воли и желаний подрастающего зверя, на него как бы находило затмение. В медвежонке пробуждались жестокие, кровожадные инстинкты предков. Как-то на свалке, вынесенной за поселок, он задрал дворняжку и сожрал ее, оставив лишь голову, хвост да лапы. Свалку Ревун считал своим владением и не потерпел конкурента. Люди подумали на самих же собак: изредка — правда, не в летнюю пору, а голодной зимою — среди них случается каннибализм. Наказания не было. Другой раз звереныш погнался за чистопородным сибирским котом и откусил ему великолепный пушистый хвост. К счастью, никто не видел. И опять погрешили на собак. И вновь кара миновала.

Но однажды произошло событие, круто переменившее судьбу Ревуна. Рано или поздно подобное должно было случиться.

Поселковые ребятишки, нарушая материнский наказ держаться подальше от медвежонка, часто играли с ним. Набив карманы сахаром, до которого звереныш был большой охотник, кормили лакомку. Ревуну надо было заслужить сладость. Кто-нибудь йз пацанов забирался на изгородь или перевернутый на попа чурбан, выставлял руку с квадратиком рафинада; звереныш потешно прыгал на задних лапах, щелкал уже изрядно отросшими клыками, а мальчуган, наоборот, отдергивал руку с заветным кусочком. В конце концов сахар подбрасывали, и Ревун довольно ловко ловил его красной пастью. И вот как-то на чурбан забрался толстый и нерасторопный пацаненок. И не успел он отдернуть руку, а Ревун не смог выверить прыжок — лязгнули сильные, как у овчарки, челюсти, клыки, словно ножом, отсекли половинку указательного пальца. Звереныш проглотил и сахар и кусочек человеческой плоти. И никак не мог понять, отчего это заревел голодным теленком толстый мальчик, зачем сбежались взрослые и почему снова — в который раз! — его поймали, связали и отнесли в какой-то темный сарай.

Отец толстого мальчика вгорячах схватился за ружье. Его сумели остановить. Нашелся умный человек и убедил отца: в несчастном случае виновны люди, медвежонок здесь ни при чем.

Сообщили в райцентр районному охотоведу. Пусть он ломает голову, что же делать с медвежонком, это его работа, за то ему и деньги платят.

Крепко задумавшись, Горюнов третий час сидел в сарае и не знал, как быть с медвежонком. Точнее, знал, но не решался на крайнюю меру, искал, но не находил возможности сохранить жизнь зверенышу. На его памяти было немало примеров, когда медвежата, добытые забавы ради ценою гибели матери, со временем превращались в могучих зверей и ненароком калечили, а то и убивали своих двуногих хозяев. Да и попробуй-ка прокорми такую махину! Тайга этих прирученных человеком животных обратно не принимала, была для них пустыней и гнала, вновь прибивала к селениям. Их приходилось отстреливать...

Ревун ласкался к ногам охотоведа, вспрыгивал ему на колени, пытался лизнуть шершавым языком лицо. Он понимал, что провинился перед своими кормильцами, но не догадывался, в чем же именно его вина? Горюнов трепал холку звереныша и со вздохом повторял одно и то же:

— Эх ты, ребятенок...

Легче было бы не лететь в этот поселок из райцентра, а дать команду общественному инспектору ликвидировать звереныша...

Просидев еще битый час, Горюнов уловил слабую и, пожалуй, единственную зацепку, которая могла бы спасти Ревуну жизнь. Он поднялся, поправил планшет и кобуру с пистолетом, пристегнутую к широкому поясному ремню, сказал медвежонку, как шаловливому сыну:

— Ну, ты тут не буянь, вскорости возвернусь...— И вышел из сарая, придвинул к двери толстый чурбан, на котором кололи дрова.

Он направился в сельсовет и по междугородному телефону за свои кровные в течение дня обзвонил все зоопарки страны. Их, зоопарков, было не так уж много. «Нужен ли вам бурый медвежонок? — спрашивал районный охотовед и поспешно добавлял: — Задарма, то есть бесплатно». И везде получал один и тот же ответ: «Нет, бурого нам не надо, их столько расплодилось, что и сами не знаем, куда девать. Вот белого с охотой возьмем».