Северный крест

Связь власти и религіи неслучайна и глубоко исторична; симфонія властей – свѣтской и, такъ сказать, «духовной» – красной нитью проходитъ черезъ всё бытіе человѣчества; обѣ – «сакральны», что означаетъ: прилагаютъ всѣ (несакральныя) усилія, дабы выглядѣть чѣмъ-то сакральнымъ. На ихъ мнимую сакральность (говоря инако: на ихъ лицемѣріе и ложь) возстаютъ – прометеевски (или – для «христіанъ» – люциферически) – Акай и – на иной ладъ – М., всё «нечестіе» и «безуміе» коихъ – въ невозможности жить и быть въ столь гниломъ и дурнопахнущемъ мирѣ: поистинѣ, великій грѣхъ противъ міра, ибо сказалъ же Богъ, сотворивъ міръ, что тотъ хорошъ (а для кого не хорошъ, тотъ для насъ – не хорошъ, и его полагается если и любить – то по-сталински)! Для того въ поэмѣ и надобно было предательство Акеро, дабы высвѣтлить сущность власти, показать на примѣрѣ одного человѣка – два міровоззрѣнія: Акеро какъ почитателя М., его друга и собесѣдника, и Акеро какъ власть предержащаго, политика, коему было угодно думать, что именно ставъ политикомъ и взметнувшись-де подъ хребетъ небесъ (по соціальной лѣстницѣ), онъ-де сталъ несравнимо выше, сталъ инымъ, чѣмъ прежде былъ; и себя-прежняго онъ вспоминать не хочетъ: ему стыдно и стыдно двояко: и за нахожденіе при М., и за его предательство; поистинѣ: разными стыдами ему стыдно, въ разномъ они коренятся[14].

* * *

…лучъ небесный, пришедшій съ Востока, незакатный и невместимый, впервые пронзилъ землю дольнюю, и впервые были опознаны подлинныя Добро и Зло, которыя, однако, по ту сторону добра и зла: по ту сторону стадныхъ, извѣчно-привычныхъ о томъ представленій, – а Я впервые осознало себя какъ Я: Я, гордо-вздымающееся, вечноодинокое, неотчуждаемое, непобѣдимое, непреклонное, иноприродное плоти: нѣмецкое par excellence.

Очень важна тема Я и его противоположности – себи; особливо въ наше время, стоящее подъ знакомъ себи, когда Я грозитъ гибель; но въ первую очередь въ силу того, что поэма повѣствуетъ о рожденіи Я: милостью одного растождествленія; М. – первое Я на свѣтѣ: рождается Я, рождается сознаніе, отпочковывающееся отъ Мы, первобытнаго Мы, отъ сліянія природнаго еще человѣка съ природою, отъ предвѣчнаго хаоса и безсознательнаго.

Что есть Я и что есть себь? И что есть многажды воспѣвавшаяся въ поэмѣ воля? Прежде всего, отмѣчу, что всѣ три понятія понимаются въ поэмѣ вполнѣ классически, традиціонно, потому буду крайне кратокъ.

Въ поэмѣ Я разумѣется не на вульгарный ладъ, но слѣдующимъ образомъ: Я какъ сознаніе, Я какъ нѣчто рождающее личность и безъ чего личность попросту быть не можетъ; гдѣ нѣтъ сознанія и сознательности – нѣтъ Я; и наоборотъ. Подъ Я понимается не единичное Я, но Я какъ универсальное и конкретное начало; не эгоизмъ, жалкій и мелкій, но сознаніе и даже самый духъ, пневма, божественная искра. Нынѣ же – послѣ ариманическаго грѣхопаденія ничтоже сумняшеся подъ Я понимается тѣло, тѣло какъ вмѣстилище Я, короче, какъ нѣчто больше, чѣмъ Я! Ранѣе Я видѣли, скажемъ, въ душѣ, но утратили Я въ плоти (безсознательномъ). Но въ поэмѣ Я есть въ первую очередь источникъ воли, а уже потомъ – сознаніе. Въ поэмѣ Я (сознаніе и воля) противостоитъ міру (безсознательность и безволіе, заданность): Я – свобода, не-Я – несвобода; Я – отъ горняго, не-Я – отъ здѣшняго. Еще разъ: рѣчь идетъ о высшемъ духовномъ (софійномъ) Я, о das Selbst, о томъ, что рождается откровеніемъ и богоявленіемъ, а не о мелкомъ плотяно-душевномъ эгоизмѣ, который всегда отъ создавшаго.

Себь есть протекающіе внѣ Я процессы, но его непосредственно касающіеся: меня нѣчто спитъ, мнѣ хочется, сюда же – работа внутреннихъ органовъ и прочее – словомъ, плоть и плотяное; вѣроятно, вплоть до мотива выбора и интуиціи: когда представляется, что слѣдуетъ выбрать вотъ это. Она – въ первую очередь плоть, но и не только плоть.

Возрастаніе Я изъ себи – плавное: смерть, кома, глубокій сонъ, сонъ поверхностный, дрема, полудрема, пробужденіе, бодрствованіе, рождающее усиленіе Я, сознательности и «концентраціи вниманія».

Плоть и безсознательное предстаютъ узилищемъ, гдѣ тѣсно Я. Тѣсно и душно. – Себь и плоть понимаются вполнѣ платонически и вполнѣ при томъ гностически: σώμα – σήμα, тѣло – гробница. Плотью и душою правитъ дольнее горнимъ, случись горнему пребывать въ дольнемъ, гаситъ оно пневму-искру.