Северный крест

– То, безъ сомнѣній, была нѣкая иная Судьба, не та, что царитъ и правитъ въ мірѣ семъ, не та, что есть не кто иной, какъ изсохшая блудница, одноглазая сука, прихвостень создавшаго, – не болѣе, чѣмъ длань слѣпого бога. Именно первую Судьбу я молилъ: молилъ её, дабы узрѣть Дѣву вновь, предъ тѣмъ долго лелѣявъ таимую надежду; не зрѣть Дѣву было подобно пребыванію въ узилищѣ; когда пребывалъ я въ моленіи, нѣчто нежданно сжало горло мое и принудило меня воскликнуть на утренней зарѣ сквозь тающіе мглу и туманъ, когда неслышенъ еще крикъ пѣтуха и когда Звѣзда сіяетъ ярко, – изъ меня вырвались слова какъ бы помимо воли моей: «О, пріиди – какъ свѣтъ и какъ боль! Пріиди, ибо лишь злой языкъ скажетъ, что ты-де тьма, кажемая свѣтомъ; я же вѣдаю: свѣтъ, кажемый тьмою!». И я если не тотчасъ же, но всё же вскорѣ узрѣлъ Ее по милости не то Судьбы верховной, горней, не то по милости самой Дѣвы. Послѣдній разъ я зрѣлъ то ли Её, то ли болѣе земной Ея двойникъ: какъ бы Она, но и не Она при томъ: Первая была существомъ болѣе тамошнимъ, а Сія – болѣе здѣшнимъ. Но всё жъ то была Она, да, Она, неотмiрно-лазурно-нѣжная. О, какъ былъ пронзенъ морокъ свѣтомъ Ея. Я какъ вчера помню быстротечную бесѣду съ Нею, состоявшуюся чрезъ время, не столь отдаленное отъ перваго Ея посѣщенія моего сердца. Увидѣть Её вновь было праздникомъ несказаннымъ, возгоняющимъ душу въ выси, наполняющимъ Её пламенемъ, вызывающимъ въ груди моей нѣкое безымянное чувство. Вотъ и послѣдняя съ Нею бесѣда, и хорошо я помню гласъ Дѣвы, словно зависшій въ аэрѣ – тогда, въ сердцѣ же – нынѣ:

– Милый, въ какія неряшливые одежды одѣвается твоя похоть, твое вожделѣніе ко мнѣ, твой пламень, – не безъ игривой улыбки сказала Она и, потупляя прекрасныя свои очи, продолжила: —Ахъ, я вѣдаю: ты любилъ меня; но нынѣ, нынѣ – лишь похоть въ тебѣ, лишь похоть. О, невыносимо…

– Отнынѣ любо мнѣ лицезрѣть Тебя елико возможно чаще, о вѣчно-ускользающая, но вовсе не вѣчно-ускользающее въ Тебѣ манитъ меня. Ты чиста и юна, Дѣва нездѣшнихъ мѣстъ, но и не это манитъ меня. И не то, что далеко превосходишь всѣхъ прочихъ, о невозможно-прекрасная, безпримѣрная и несравненная. Нѣчто иное, несказанное и безымянное, манитъ меня. О, какъ манитъ оно! Что-то измѣнилось, но то не похоть, нѣтъ! Иное въ помышленіяхъ, иное и въ сердцѣ. Щемящее бросилось въ сердце: проклятіе ли то или благословеніе? Но не только щемящее бросилось въ сердце, но и безвозвратное. Я словно потерялся: въ лабиринтѣ высочайшихъ страстей, – ибо и сердце мое затерялось – въ Тебѣ. Нынѣ Ты представляешься еще восхитительно-прекраснѣе. Бросается это щемящее въ сердце: стрѣлою. У меня къ Тебѣ всё слито воедино – въ Свѣтъ; ибо Ты еси Свѣтъ. И я не кривилъ и не кривлю душою, когда говорилъ и говорю, что много чистосердечнаго, неизъяснимо-чистаго и восхищеннаго, возвышеннѣйшаго рвется: словами. Ибо я питаюсь пречистымъ Твоимъ свѣтомъ, паче снѣга свѣтлѣйшимъ, и уже не могу иначе. Но слово обычно умолкаетъ, егда я зрю Тебя, о высокочтимая Дѣва. Но не днесь. Милая, нынѣ – зима, увядающая зима, беременная весною, погляди на солнца сѣвера – снѣга, столь рѣдкіе въ родныхъ нашихъ мѣстахъ; но у меня…у меня весна, расцвѣтшая весна – въ венахъ; и родилася она лучистой нашею любовію: любовію изліянною; незакатное, заченшееся при первомъ Твоемъ посѣщеніи сердца моего, нынѣ распустилось въ мѣрѣ полной. Печальной – Ты еще прекраснѣе. Невыразимо. Чуялъ и чую, вѣрнѣе, вѣдалъ и вѣдаю: здѣсь свѣтитъ подлинное. Коснуться не смѣю: коснуться звѣзды – себя опалить. Прости, о немыслимо-прекрасная, за искреннее, слишкомъ искреннее; не оно извергается изъ меня помимо Воли моей, и я не могу сего ни скрывать, ни молчать о такомъ, но – я такъ желаю, ибо я желаю Тебя, но желаніе мое не имѣетъ въ себѣ постыднаго: оно – лучъ, оно – свѣтъ, оно – весна! Женщина есть существо текучее, влажное, непостоянное. Ты же болѣе застывшая, поскольку Ты льдяная, что не мѣшаетъ горѣть огню внутри этого льда, – отвѣтствовалъ я со страстію, мнѣ присущей.

– Милый, я вѣрю тебѣ въ томъ, что въ тебѣ сердце пламенное и многохраброе, коему подстать побѣды небывалыя, о коихъ легенды будутъ слагать вовѣкъ вѣковъ, ибо зрѣла сердце, изъ коего сыплютъ себя искры пламенныя. Я буду вѣчно помнить гордыя твои дѣянія, – и тѣ, что были, и тѣ, что имѣютъ быть, – какъ и то, сколь часто ты ставилъ на конъ Жизнь, играяся съ быками, почитаемыми здѣсь священными. Я знаю благую твою любовь. Но я алкаю иной Любви – Любви неземной – небесной. А для тебя Небеса – суть? Ты вѣришь? Ахъ, если бы ты вѣрилъ…

– Вѣрую!

– Но ты еще слишкомъ мужъ, ты не преодолѣлъ полъ, хотя во всёмъ остальномъ ты и возвышаешься, и не твоя вина, что ты не преодолѣлъ: ты не вѣдалъ. Должно еще пройти время.

– Къ чему преодолѣніе мужского: не считаешь ли Ты, что оно равно съ женскимъ? – удивленно вопросилъ я.