Северный крест

– Быть можетъ, и не равно, но оба суть заданное, мѣрное, не твое, не ихъ. Посему слѣдуетъ уходить отъ сего. Помни: похоть самца и даже самая мужественность стоитъ не столь ужъ многимъ дороже женственности; врата вышины запечатаны для тѣхъ, кто не преодолѣлъ полъ въ сердцѣ своемъ.

– Ради Тебя я готовъ и на сіе…

– Ты нынѣ глаголешь, какъ мужъ, а я желаю иного…Горько мнѣ…

– Ты, Ты… самое совершенство; мнѣ не должно отказаться отъ словъ своихъ и своихъ клятвъ: всё ради Любви… Ибо сердце мое затерялось въ Тебѣ, въ пречистомъ Твоемъ свѣтѣ. Ибо Ты – Дѣва сердца моего.

– …И твоего духа, – змѣясь, сказала Она.

– И духа моего, – повторялъ я, не то ослѣпленный, не то оглушенный, глядя въ никуда.

– Возлюбленный, Любовь твоя должна быть не плотоядна, не плотска, а возвышенна…

– Я готовъ возгонять себя именно ради Тебя (а не ради себя и, скорѣе, вопреки самому себѣ), о Дѣва. Ибо Ты – на устахъ, Ты – въ сердцѣ, Ты – въ помышленіяхъ. Ты – сердце судьбы моей. Всё готовъ я бросить на алтарь…ради Любви къ Тебѣ.

– И ты пойдешь на это?

– Пойду, о богиня. Азъ есмь звѣзда, исполненная огня, и я гряду къ звѣздѣ: звѣзда къ звѣздѣ, духъ къ духу. Порою, въ лучшіе миги представляется: ради Тебя я готовъ потерять…что угодно; я готовъ всецѣло себя отдать ради Тебя. Ибо Ты предстаешь безконечно-отличною отъ прочихъ. Милая, Ты – самое близкое сердцу часто, слишкомъ часто, до боли мое. Вездѣ мракъ изсушающій, а Ты – Свѣтъ, о возлюбленная. Въ Тебѣ я вижу не Себь и даже не себя: въ женскомъ обличьѣ, – но свое Я.

– Возлюбленный, я узрѣла боль въ осѣненныхъ закатомъ осеннимъ устахъ твоихъ, кои часто сливалися съ моими въ вѣчныхъ нашихъ лобзаніяхъ. Я не желаю, чтобы тебѣ было больно…больно изъ-за меня.

– Не говори такъ: Тебя мнѣ подарила сама Судьба, о Свѣтозарная. И Ты, Ты рождаешь ярколучистый мой пламень, молнійно-лазурный и багрянопылающій.

– Не говори и ты такъ, о Свѣтъ въ ночи: Судьба зла, зла, зла…Мнѣ тяжело тебѣ вѣрить.

Вдругъ Она измѣнилась до неузнаваемости: двоящейся обликомъ, но не двоякой сущностью, предстала Она и бросила въ меня слова горькія, какъ змѣиный ядъ:

– Я змѣя небесная, гряди къ иной! Приди въ ея обьятья – не въ мои!

– О нѣтъ! Не для того настигалъ Тебя: не жду безопасности и счастья не жду. Не для того, о, не для того всё это! Повѣрить не могу…

– Я опасна, какъ змѣя, – то правда. Предостерегаю, любимый…

– Не предостерегай: въ томъ нѣтъ нужды…Въ лоно Дня вступаемъ мы – гляди: довольно Ночи!

– День, – продолжалъ я, – и въ самомъ дѣлѣ вставалъ тогда ото сна – длиною въ Ночь; багряными ризами одѣялся онъ, и мраки разступилися. Я продолжалъ, полнясь высочайшими страстьми:

– О, прости за рѣчи сіи, но не томи несказаннымъ и невозможнымъ. Зрѣть Тебя, пречистый Твой ликъ, очи, пронзающія и излучающія сіянье, зрѣть выю бѣлоснѣжную, тонкую, станъ колеблющійся…и сознавать, что Ты…Ты – не моя…прости…я не вѣдаю, какъ сказать…Ты…я…ты – всего дороже на свѣтѣ, о сокровище несказанное. Не могу я иначе, милая. Слишкомъ много огня внутри, нерастраченное бродитъ въ душѣ. Покинешь меня – и всё будетъ исполнено страданья жестокаго; о томъ и думать нѣтъ силъ…О, если бы я могъ надѣяться! О дѣва божественная, токи и потоки Любви, всеблагой и святой, пронзаютъ меня, выводя и возгоняя меня отъ дольнихъ безднъ – къ Свѣту, къ вершинамъ горнимъ, претворяя меня – изъ человѣка – въ Огнь.

Дѣва тупила очи, и поверглась глава Ея долу: была покорена и очарована. Она сказала:

– Когда ты глядишь на меня – Любовь глядитъ на меня изъ зѣницъ твоихъ; Любовь, всепокоряющая и всевластная, свѣтитъ себя чрезъ тебя, изливающаяся, струящаяся. Для тебя немыслимое есть явь – явь возможная. Не желаю зрѣть тебя рабомъ своимъ. И ты не постылъ…Но ты – иной, иной, иной… Свѣтъ тамошній въ ликъ тебѣ глянулъ, и Вѣчность тебя ласкала. И не сильна она затушить высокія твои горѣнія, ибо она ихъ источникъ.

– О благодарю – Тебя – звѣзда! Но змѣею – не будь, о, не будь. Не отвергни меня отъ Себя, отъ лика Своего! Если нѣчто гнететъ тебя – преложи сіе на мои рамена, о Свѣтозарная.

– И я иная – не змѣя. Я дѣва неложная. Но тебѣ предстоитъ послѣднее испытаніе: ты долженъ отпустить меня; и отпустить навѣки – не ради меня и не ради любви, но ради себя, ибо сіе есть бремя наитягчайшее, и ничто, ничто не закалитъ тебя лучшимъ образомъ: то надобно для того, чтобы высшее въ тебѣ престало быть лишь побѣгомъ и претворилось въ многомощное древо, чтобы ручей сталъ полноводною рѣкою! – сказала Она, змеиновласая, и въ глазахъ Ея вспыхнулъ не огонекъ, но свѣтъ, проникшій, пронзившій, вошедшій въ меня и оставшійся навѣкъ въ сердцѣ, ибо онъ покорилъ меня себѣ.

Жадно обняла Она меня, походя на змѣю (о, безъ сомнѣній, было въ Ней тогда что-то змѣиное); нѣтъ! – не обняла – обвила: змѣею, – и цѣловала: въ уста – неутѣшно… И Свѣтъ сіялъ во тьмѣ. Вокругъ рѣка журчала, серебрящаяся, межи вешнія въ туманахъ таяли. И молвила: «Тебя ждала, лишь тебя»; и узрѣлъ я очи неложныя и очертанья горнихъ сферъ, отражающіеся въ Ея очесахъ.