Северный крест

Миноноска продолжала медленно плыть по Онеге дальше. Следом плелись, чихая машинами, плюясь дымом, старые пароходы, по недоразумению возведенные в ранг боевых кораблей, вызывающие ощущение досады, сочувствия и одновременно неловкости: ну зачем люди потревожили эти древние коробки? Могли бы проявить уважение к их старым ржавым костям и не прерывать их сладкого сна в онежских затонах. Спали бы и спали себе пароходы…

Кают-компанией на миноноске был обыкновенный кубрик. Обихоженный, с занавесками на иллюминаторах, с крутящимися табуретками, обитыми кожей с накрахмаленной белой скатертью, постеленной на стол.

Сели по ранжиру, как и положено: командир – в центре стола (он не любил занимать место во главе), по правую руку от него – старший офицер, по левую – старший механик, поодаль, справа, – артиллерист.

Лебедев оглядел своих товарищей, произнес:

– Неплохо бы пригласить к нашему столу командиров десанта, но… – он снова оглядел офицеров, – но есть ли смысл останавливать караван, причаливать к берегу, терять время?

– Жаль, нет катера. – Рунге смущенно покашлял в кулак: все, что могло плавать или хотя бы держаться на воде, подчинялось ему, старшему офицеру миноноски.

Два месяца назад у миноноски в море произошла стычка с красным ледоколом.

Пушкарь с ледокола умудрился точным выстрелом всадить снаряд в борт катера, проломить его насквозь, сорвать с палубы и швырнуть в море.

Хватило всего нескольких минут, чтобы катер затонул, – на прощание он показал свой серый выпуклый борт и пошел на дно. Сверху, с палубы было видно, как бешенная беломорская вода стремительно поволокла его в сторону – здесь были очень сильные течения, крутили море то в одну сторону, то в другую.

– Значит, обед пройдет без командиров десанта, – подвел итог Лебедев.

В дверь кают-компании торжественно вплыл кок, неся на руках поднос, на котором красовалась тарелка с крупной оранжевой икрой, а рядом – небольшой графин с запотевшими боками.

– Прошу побаловаться свежей семужьей икорочкой, – провозгласил Митька Платонов, – в Онеге удалось выловить одну зрелую рыбину.

– О! – довольно воскликнул артиллерист и потер руки.

Лебедев, увидев графин, кивнул одобрительно и позвонил на мостик:

– Ход – самый малый!

– Икра наисвежайшая, пятиминутка, – заворковал Платонов, прыгая вокруг стола. Остановился около командира. Спросил: – А с рыбой что прикажете сделать?

– Засоли ее по-европейски, – велел Лебедев.

По-европейски – значит не только с солью, но и с сахаром, с присыпкой из укропа и петрушки, можно еще добавить немного черного молотого перца либо перца серого. Красный не годится. Красный перец хорош для сала по-мадьярски. Рыба в таком засоле получается первый класс – нежная, слабосольная, она просто тает во рту. Икре-пятиминутке не уступает ни в чем.

Митька Платонов лихо щелкнул каблуками:

– Будет сделано!

– Кок, что у нас на первое? – поинтересовался Лебедев.

– Марсельский суп-буйабесс со специями и сыром. – Митька Платонов почтительно склонился, лицо его приняло вдохновенное выражение.

– Суп-буйабесс – значит рыбный?

– Так точно! Крепкий суп из набора разных рыб.

– А на второе?

– Есть выбор. Имеются нежные телячьи котлеты под сморчковым соусом, с картофелем и шпинатом. Блюдо получилось – пальчики оближешь, – кок вытянул губы трубочкой, вкусно почмокал, – имеется также кусок оленины, запеченный на медленном огне в коньяке с чесноком на гриле, под соусом «рокфор», имеется филе семги, обжаренное с имбирем и кунжутом.

Митька готовно выпрямился, стал походить на официанта, желающего угодить клиенту. Лицо его не теряло вдохновенного выражения.

– Я – человек рыбный, – сказал Лебедев, – мне – семгу.

– Мне – телячьи котлеты, – неспешно поигрывая вилкой, произнес Рунге.

– Мне – тоже телячьи котлеты, – сказал Кругов.

– А я попрошу у вас, кок, оленину. – Артиллерист Кислюк лихо подкрутил несуществующие усы.

Митька Платонов поклонился всем сразу и исчез.

– Люблю стервеца, – глянув вслед коку, признался Лебедев, – подает обыкновенную курицу с подливкой из прокисшего супа, а скажет, что это рагу из бургундских уток, запеченное с грибами в чесночно-ореховом соусе… И глазом не моргнет.

– Я представляю, каких трудов ему стоило запомнить французские названия, – задумчиво произнес Рунге. – «Равиоли» под соусом «фуа-гра» или «карпаччо сальмон», фаршированное сибиасом с соусом «песто»… Человеку, который никакого языка, кроме нижегородского, не учил, это очень сложно…

– Но, признайтесь, готовит он вкусно. – Артиллерист потянулся к графину с водкой, спросил у командира: – Ну что, нальем по первой?

– Наливай, – разрешил Лебедев.

– Под такую еду да под такую выпивку воевать с кем угодно можно, – сказал старший механик. – Сюда бы еще карты да пулечку по маленькой, под золотые червонцы – м-м-м! – Крутов сощурился со сладким выражением на лице, будто увидел среднеазиатскую дыню – овощ, который любил больше всего.

– Карты и кают-компания, сударь, несовместимы, – назидательно произнес Рунге.

– Полноте, Иван Иванович, в карты любил перекинуться даже сам великий Федор Михайлович Достоевский.