Северный крест

Мимо Лебедева проплыл, разгребая воздух руками, мичман Кислюк с широко открытым ртом и разбитой в кровь нижней губой – успел всадиться во что-то твердое. У носового орудия не было ни одного человека – пулеметная очередь ветром сдула артиллеристов.

– Беглыми – три снаряда! – скомандовал Лебедев Кислюку по-сухопутному, тот на бегу вскинул правую руку, махнул, давая понять, что команду услышал:

– Будет сделано, Игорь Сидорович!

Через несколько мгновений рявкнула носовая пушка миноноски, следом рявкнула еще раз – Кислюк действовал как автомат, стрелял на звук почти без наводки.

Первый снаряд вывернул из земли старую умирающую березу, она вяло приподнялась над небольшим холмиком, на котором росла, отряхнула с оборванных корней рыжие глиняные комья и, перевернувшись в воздухе, вверх комлем, вновь легла на холмик, макушкой в землю, второй снаряд угодил в пулеметное гнездо. Станина «максима», только что отчаянно палившего по миноноске, полетела в одну сторону, ствол в другую, человек, лежавший за пулеметом, – в третью.

Кислюк стрелял лихо, у него имелся дар настоящего артиллериста. Лебедев не выдержал, похлопал в ладони:

– Браво!

На берегу снова ударила партизанская пушчонка, малокалиберная, слабенькая, не способная причинить большого вреда, снаряд с острым гусиным шипеньем разрезал воздух и вновь упал на противоположную сторону Онеги, в чистое поле – вверх только сбритая трава полетела.

Пушкарь у партизан был криворуким.

Третья пушка, трофейная, отбитая вчера вечером у красных, была установлена на носовой палубе рядом со скорострельным орудием; колеса этой пушки, чтобы она не улетела за борт, были прикручены к палубе проволокой и цепями.

Мичман Кислюк переместился к третьей пушке.

Проворно, по-воробьиному ловко прыгая по палубе, он скрестил над головой руки, требуя держать миноноску в ровном состоянии, чуть подкрутил ствол пушки и выстрелил снова.

Пушка подпрыгнула на палубе – в этом лихом прыжке она вообще могла сигануть за борт, но цепи, прикрученные к лафету, удержали ее, пушка грохнулась колесами о металл палубы, встряхнула тело миноноски и затихла. Кислюк загнал в нее новый снаряд – на подачу встал тщедушный матрос, похожий на пацаненка, – чернявый, с бледным лицом и гвардейскими ленточками на бескозырке, которые он, чтобы головной убор не улетел в Онегу, зажал зубами.

Артиллерист приложился лицом к окуляру, покрутил рукоять наводки и, замерев на мгновение, дернул спусковой шнур. Пушка вновь приподнялась над палубой, отплюнулась рыжим огнем и всадилась колесами в гулкий металл.

Тщедушный матросик подцепил очередной снаряд прежде, чем Кислюк подал ему команду, мичман загнал снаряд в ствол и в очередной раз дернул спусковой шнур.

На этот раз Кислюку удалось накрыть партизанскую пушку – в воздух взлетело не только это жалкое орудие, осколками посекло и молодого бычка, который был запряжен в эту пушку – тягал ее, словно арбу.

Бычок взревел яростно, задрал хвост, понесся галопом по берегу и с крутизны прыгнул в воду. Около борта миноноски немедленно возник Митька Платонов, отшвырнул в сторону накрахмаленный белый колпак, перегнулся вниз:

– Спасай бычка! – прокричал он, давясь собственным криком. – Это же мясо для общего котла!

Такая забота кока была понятна всей команде. На крик вынесся Арсюха, также перегнулся через борт.

Над палубой тем временем снова приподнялась и рявкнула пушка: Кислюка ничто не могло отвлечь от стрельбы, даже плавающий за бортом большой кусок мяса.

– Команда, спасай бычка! – отчаянно вопил между тем Митька.

Кислюк произвел еще один выстрел и устало откинулся от пушки. Берег молчал – все огневые точки были подавлены.

– Неплохо расплатились за сорванный обед, – констатировал Лебедев.

Арсюха тем временем скинул с себя штаны и рубаху и прыгнул в воду, к ошалевшему бычку. Следом за ним Митька бросил с борта веревку. Арсюха проворными саженками догнал бычка, развернул его рогами к миноноске, под пузом продел веревку. Несколько матросов, мигом оказавшиеся около Митьки – вопрос свежанины в «разблюдовке» касался всех на корабле, – подтащили бычка к борту. Арсюха важно плыл рядом.

– Все, теперь ты никуда от нас не денешься, – бормотал он, шлепая руками по мутной онежской воде, иногда прикладывал ладонь и к заднице быка, подгонял его.

Сзади дал сиплый гудок монитор, на нос парохода выскочил сигнальщик с флажками, засемафорил что-то, взбивая тугими хлопками крепкой ткани пространство. Хоть сигнальщик на мониторе появился. Хороший знак.

– Сигнальщик! – громко выкрикнул Лебедев. – Расшифруйте, что он там талдычит?

На корму поспешно выскочил Андрюха Котлов, беззвучно зашевелил губами.

– Ну! – требовательно вскинул голову командир миноноски.

– Командир десанта просит разрешения пристать к берегу и прочесать лес.

– Дайте ему такое разрешение, – велел Лебедев, – пусть пройдется с гребешком по зеленым кудрям. Вдруг действительно пару блох выловит.