Остатки двух отрядов начали оттягиваться к бревенчатой дороге. Несколько человек попали к красным в плен.
Пока шел бой, на улице заполошно трещали пулеметы да гулко, по-собачьи, гавкали винтовки. Арсюха вышиб прикладом дверь в монастырской конторе и залетел в помещение. Там, в комнате, он штыком отжал верхний ящик конторского стола и выдернул ящик наружу. Довольно потер руки, увидев деньги. Арсюха не ошибся, чутье в очередной раз не подвело его.
Он ловким движением выволок деньги из ящика – ни одной кредитки не оставил, сумел взять все сразу, всю пачку, засунул ее во внутренний карман бушлата, затем пошарил пальцами в глубине стола – ведь здесь явно должны быть и монеты, может быть, даже «рыжики» – золотые николаевские червонцы. При мысли о «рыжиках» лицо Арсюхино распустилось, обмякло обрадованно, он понял теперь, что в проигрыше никак не окажется – теперь уже неважно, что не задались его торговые дела, он поправил положение на другом. Арсюха не выдержал, хлопнул себя по отдувшемуся карману бушлата, засмеялся счастливо и еще более ожесточенно зашарил в столе.
На улице, совсем рядом, грохнул громкий винтовочный выстрел, но Арсюха не обратил на него внимания – на войне, в бою, человек очень быстро привыкает к пальбе и перестает ее замечать; за первым выстрелом раздались еще два, почти спаренные, Арсюха от них отмахнулся с неподдельной досадою.
Он нашел то, что искал, – коробку с монетами. В коробке лежало восемь «рыжиков» – золотых десятирублевок, Арсюха не смог сдержать ликующего вскрика, подцепил желтые блестящие кругляши пальцами, одну монету за другой и вновь ликующе вскричал.
– Ну что, мужик, все отыскал? – неожиданно услышал он грубый насмешливый голос.
Арсюха вскинулся. В дверях стоял огромный старик с сивой густой бородой, с космами седых волос, нависающих на лоб, и недоверчивыми, по-медвежьи острыми глазами. Одет старик был в длинную, до пят, грубую монашескую рубаху черного цвета, в руках держал вилы. Арсюха почувствовал, как в горле у него что-то сухо заскрипело, он хотел что-то сказать, объяснить, но не смог – у него пропал голос.
– Ну и чего ты молчишь, мужик? – прежним насмешливым тоном поинтересовался старик. – Язык, что ли, проглотил?
Арсюха порыскал глазами по пространству – где же его винтовочка-то? Винтовку он легкомысленно оставил около дверей, в углу, – прислонил ее штыком к стенке… Старик в случае чего к винтовке поспевал раньше, чем Арсюха, но и без винтовки монах, считай, при оружии. Арсюха готов был слезно заскулить от страха и досады, но голоса не было, вместо него в глотке раздался странный зловещий скрип. Хоть и понимал Арсюха, что не успеет схватить винтовку, хоть и опасно это было, но он сделал к ней движение. В ответ старик насмешливо блеснул глазами, качнул тяжелой головой:
– Не шали, мужик!
Глаза у старика сжались в щелки, сделались крохотными, беспощадными. Арсюха отшатнулся от него.
– А деньги ты все-таки положи на место, – сказал ему старик, – туда, где взял. Там они должны быть, а не у тебя в штанах, – старик не удержался, фыркнул в бороду.
Вместо ответа Арсюха отрицательно мотнул головой, краем глаза засек, что старик предупреждающе приподнял вилы и, решив, что гусей дразнить не стоит, поспешно полез в карман бушлата. Скрип, возникший у него в глотке, сделался громче. Арсюха жалобно сморщился.
– Не морщись, не морщись, будто тебя в сортире собрались утопить, – сказал ему старик, – авось не благородный. Это дамочка в накрахмаленной юбке может морщиться, а тебе, прожженному пердаку, чего морщиться?
Арсюха достал из кармана деньги и положил их на стол, проговорил незнакомым голосом, ощущая, как у него противно приплясывает нижняя губа:
– Это все.
– Все, говоришь? – старик хрипло рассмеялся. – Ой ли?
– Все, – тупо повторил Арсюха.
– А теперь сунь руку в боковой карман и достань оттуда золотые монеты.
Вновь жалобно сморщившись, будто он попал под динамо-машину и его шибануло током, пробило до самого пупка, Арсюха отрицательно качнул головой, повторил в третий раз незнакомым, чужим голосом:
– Все!
В груди у старика что-то заклекотало, он выбил из себя кашель, поймал его в кулак и проговорил с угрожающим хрипом:
– Вытряхивай из кармана монеты, кому сказал!
Арсюха поспешно сунул руку в боковой карман бушлата, выудил оттуда одну монету, с треском опустил на стол, потом достал вторую, также с треском, будто выстрелил из пистолета, положил на стол, глянул на старика с жалобным видом:
– Все!
– Вот нехристь! – выругался тот, красноречивым движением приподнял свои страшные вилы.
Арсюха вновь поспешно сунул руку в боковой карман, достал следующую десятирублевку, с револьверным хряском опустил ее на стол.
– Давай-давай, – одобрил его действия старик, – иначе я сам займусь этим. Тогда тебе будет хуже. Я найду даже то, что ты спрятал в желудке.
Арсюха остановил свой ускользающий плутоватый взор на старике и неожиданно прижал к груди обе руки. Произнес свистящим, шепотом:
– Я счас… счас!