Северный путеводитель для новых русских иноков

– Не пришлось бы, – похлопал его по плечу Галлахер-младший, – Там же рыбколхоз, а в нем рыбколхозники дюже злые… разобрали бы сразу на запчасти, и по отдельности по домам разнесли. Ну, кроме нас с тобой!

– Я серьезно!

– А я?

– Не знаю, – сказал Прохор, – Вот честно. Так сложилось как-то. Само собой. Знаешь, это как в детстве. Смотришь с балкона куда-то вдаль… ну, в такое место, куда ты никогда не ходишь… просто нечего тебе там делать, и все. И не знаешь – что там. Дома, крыши, люди – все какое-то незнакомое. А потом уже и сам не хочешь. Должна же оставаться – какая-то Тайна!

– Это верно, – подумав, согласился Галлахер-старший, и всегда-то настроенный достаточно лирично, а уж после созерцания Заката особенно, – Хотя на самом деле – там все то же самое. Но пусть будет.

– Все то же самое и есть, не сомневайся, – заверил его младший брат, – Рыбколхоз, и такие же выселки. Только без пятиэтажек. И нравы все те же!

– А ты чего там делал?

– Вот и ходил специально – убедиться.

– Теперь у тебя нет Тайны, – маленько поразмыслив, сообщил ему Мефодий.

– Зато есть – Знание! – воскликнул Ибрагим.

– А оно – надо тебе?

(Из апокрифической истории Города, изредка поведываемой Ибрагимом Галлахером в виде устных рассказов)

«…много предрассудков и опасностей подстерегает в Городе одинокого странника. Ну, про шорты уже был рассказ, а еще нельзя ни в коем случае поутру чистить зубы у водонапорной колонки.

Давно это было. В то суровое лето Город был захвачен южными экспатами и северо-западными вектореанами. Так сложилось – не осталось почти мужиков для обороны, кто в Губернию подался на заработки, а кто и до самой столичной великокняжеской дружины.

Тяжело выдалось оставшимся под пятой завоевателей. А особенно – по вечерам, когда являлись те на танцплощадку подле Памятника Неизвестно Кому, и требовали заводить чуждые песни стиля «диско-чума», а не привычные уху аборигенов народные распевы да плачи восьмидесятых. А потом взяли да и увели всех девок в лес. Даже некрасивых и замужних. И там, по слухам, творили с ними, что хотели.

Но и здесь люди вытерпели.

Но уж когда захватчики вернулись поутру и, демонстрируя европейскую культуру бытия, принялись наводить порядок на опухшие свои рожи, хохоча и расплевывая по сторонам – тут уж необоримая волна народного гнева поднялась и в тот же час смела их начисто. Всех до единого. Вместе с зубными щетками.

Более никогда Город оккупирован не был. А вот традиция – осталась.

Так и повелось с той поры…»

– Это тебя после плотного общения с рыбколхозными такие мысли навестили? – деловито уточнил Мефодий.

– Ну, не без этого…

– Я так и подумал.

– Ну-ка… что это там? – спросил вдруг Прохор, приподымаясь с земли.

– Где? – хором спросили мы.

– Да все там же… над рыбколхозом… Вот так всегда с вами: смотрите, а не видите. Вечно руководство должно за вас все замечать и производить мыслительную работу, – весело подытожил Прохор.

– Да что там такое?! – в полумраке с такого расстояния различить что-либо было и в самом деле нелегко.

– Вон, волна вроде от порта пошла. И движение какое-то…

– Точно, швартовался кто-то, а теперь барка отваливает… может, сплавщики? Кому еще в такую поздноту? Рыбколхозные-то, поди, давно-то на дискотеке все!

– Или туристы… – нахмурившись, предположил Ибрагим Коровин, – Вот и носит же их…

– За что он их так? – шепотом спросил я Прохора, – Он же и сам вроде – из них по происхождению?

– Да вот именно, – так же вполголоса отозвался руководитель, вечно вынужденный производить действия за несметливых подчиненных, – Только это же до Просветления было. А теперь наоборот – считает, что они только попусту мечутся по пространству. А надо – как, например, братья Галлахеры. Пометались немного – сели, творчески переосмыслили увиденное и сделали какие-нибудь глубинные, философские выводы. Потом уже дальше можно двигаться. Он же давно к ним в экипаж просится… ну, ты ведь понимаешь уже – Просветление у каждого свое, и сугубо индивидуальное воздействие на психику оказывает… как рукокрыловское счастье.

– А-а, – протянул я, – Ну да.

– А теперь – марш-бегом все к Штаб-квартире. Такое ощущение, что сегодняшний вечер еще не окончен… – скомандовал Прохор.

…Еще не успели рассесться, и Коровин не возвел еще до конца очередной шедевр пиромании, знание о котором, как теперь стало ясно, он сохранил с прошлой, допросветленной жизни – как во двор со стороны кулинарии ступил человек, внешний вид которого хранил следы недавнего путешествия, и лицо, которого, как водится, показалось смутно знакомым. Прохор, глядя визитеру прямо в глаза, возвышался на крыльце, грозно скрестив руки на груди, словно капитан пиратской шхуны перед залпом с обоих бортов и последующим решительным абордажем – но суровость его, как показалось, была более напускной. Братия замерла в тревожном ожидании развития.

– Это кто? – снова спросил я, – Это же он со сплавщиками приплыл?

– Последний басист, – ответил Прохор, – Ты разве не узнал?

– А почему последний?