– Иди ты… – беззлобно отмахнулась покамест не приглашенная звезда, – Ты же знаешь…
– Знаю, – продолжил веселиться младший Галлахер, будто бы цитируя, – «Это просто смазка между мною и миром. А то иной раз слишком сильно скрипит и трется…»
– Алкоголь оказывает разрушающее воздействие на личность, – задумчиво протянул Галлахер-страший, – Но отказ от него – необратимое…
– Прохор, да они издеваются надо мной!
– Ну а ты как хотел? – рассудительно заметил Прохор, – Ты садись, что встал-то, как вкопанный… завтра придумаем, к какому послушанию тебя прислонить. Где пропадал-то все это время? Опять что-то искал?
– Давай пока не будем… о чем-нибудь другом поговорим.
– Как скажешь… здесь же все свои.
И вспыхнул огонь, и искры полетели до самого неба…
– Какие новости тут у вас?
– Да новостей тут накопилось…
– Вот тебе особенно будет интересно, – встрял все никак не могущий успокоиться Ибрагим Галлахер, развеселившийся аж до слез неподдельной радости из глаз, – Прошлым летом отец Италий пить на неделю бросил. Сказал – в знак протеста супротив мирового экуменизма. Ты бы смог так?
– Брат, ты уймешься или нет? – с напускной строгостью осадил его Мефодий.
– Ладно, пусть куражится. А что это такое – мировой экуменизм?
– Да какая разница. Тут принципиальная позиция важна: смог бы или нет?
– Давай так: с мировым, боюсь, не потяну… но с европейским и на пять дней – вполне возможно!
– По рукам!
«Из очередного срыва он выносил обычно не только твердое обещание зашиться, но и пару-тройку новых тем. Причем если обещания своего никогда не сдерживал, то темы, как правило, доводил до ума…»
– Так о чем мы беседуем?
– Может, о творчестве? – робко предположил я.
– Можно, – согласился Последний басист, – Новенький?
– Ага.
– Ты мне сразу понравился. Впрочем, оно и неудивительно. Ладно, давайте о творчестве. А кто у нас здесь творит?
– Это он так кокетничает, – любезно подсказал мне Прохор.
– Не, я так, – замахала руками звезда контркультуры и альтернативы, – Я же просто играю. Безо всякого там «творчества».
– А как же это… – продолжал допытываться я. Интересно, все-таки не каждый вечер сидишь с фигурами такого масштаба, – Ну там – озарение, вдохновение, просветление опять же. Голоса, я слышал, некоторым еще надиктовывают?
– Не, не… ерунда это все. Все самому приходится. К Полу Маккартни только прилетал один раз человек на пылающем пироге, да и то потом Леннон сказал в интервью, что это все выдумки. Не было такого на самом деле. Просто это, как бы сказать…
– Ты скажи как есть, – подсказал Прохор, – Это ведь проще всего.
– Ну это… на самом деле лучше всего получается, когда играешь для тех, кого по-настоящему любишь…
– Для себя самого что ли?! – уточнил Ибрагим Галлахер сквозь терзающие его слезы искренней радости.
– Прохор, можно я его придушу? Ну, понарошку, не по-всамделишному?
– Можно, – великодушно разрешил Прохор.
– Нет, ну на самом-то деле, – потупив очи, признался ночной гость, – Себя-то послушать можно… Мы вот, к примеру, за четвертый альбом сели, только когда вконец надоело переслушивать третий. Но что парадоксально при этом – с мертвой точки дело сдвинулось лишь тогда, когда поняли, про что будет пятый.
– Это называется – «концептуализм», – подал реплику со своего бревна Ибрагим Коровин.
– Ну, возможно. Я вообще подумал – с «творчеством» это новенький на Мефодия намекает.
– Я-то здесь при чем? – вздрогнул Мефодий и на всякий случай напомнил, – У меня и фантазии-то нет.
– А кто про меня обещал авторизованную биографию составить? С упором на апологетизацию и безудержное приукрашивание светлого образа? Или опять скажешь – «работа, семья, то, сё»?
– Не без этого, – признался Мефодий, – А вообще – это тебе хорошо. Сочинил, к примеру, гениальную композицию «Завтра» – и играй ее себе всю жизнь. А мне – каждый раз заново начинать. У меня ведь материалов по Ордену – только-только до середины добрался. А ведь каждый день что-то новое происходит!
– Ты не скажи… – задумчиво протянул Последний басист, – одно и то же катать, даже гениальное – так себе удовольствие. И потом – хорошую книжку тоже ведь можно всю жизнь читать!
– Я подумаю, – подумав, сообщил Мефодий.
– Поразмысли, вот-вот. Помни, что когда есть толковые начало и конец – то уж в середину как-нибудь напихать чего-нибудь всегда можно.
– Не сомневаюсь, что вы так и делали, – снова подал голос Коровин, – А иначе – какой же это «концептуализм»?
– Конец уже есть отличный! – заверил собрание Ибрагим Галлахер, уже задыхаясь от смеха, – Я бы написал так: «…и он мужественно погиб на своем боевом посту, при исполнении служебных обязанностей. То есть, от алкоголизма и цирроза…»
Мефодий Галлахер отвесил брату отеческий подзатыльник.