Северный свет

Однажды, мне было тогда восемь лет, в начале декабря я вышла на лед Четвертого озера, хотя папа и не велел. «Лед еще недостаточно прочный, – твердил он. – Надо подождать несколько недель. Не лезь туда!» Но мне так хотелось поиграть. И я ступила на лед, я бегала и скользила, с каждым шагом все удаляясь. Футах в тридцати от берега я услышала протяжный, дрожащий треск и поняла, что подо мной ломается лед и я запросто могу утонуть. Помощи ждать было неоткуда, я улизнула из дома тайком: если б Лоутон или Эбби знали, куда я собралась, они бы наябедничали родителям. С того места, где я стояла, виден был и отель «Игл-Бэй», и другие туристические места, но они были заколочены на зиму. Я была совсем одна, а под моими ногами исчезало то, что я считала твердой опорой. Я повернулась – медленно, очень медленно – и шаркнула одной ногой в сторону берега. Несколько долгих мгновений ничего не происходило. А потом опять раздался треск. Я затаила дыхание и замерла. Потом подтащила вторую ногу к первой. Тишина – и снова треск, дважды, внезапный и резкий, как выстрел. Я громко всхлипнула и почувствовала, как по ноге струйкой бежит моча, но пошла дальше, маленькими скользящими шагами, замирая после каждого и прислушиваясь. В шести футах от берега лед ушел из-под ног, я провалилась до колен в мерзлую воду. Последние несколько шагов я прорывалась сквозь лед, а потом изо всех сил помчалась домой, опасаясь отцовского ремня, но еще больше страшась обморожения.

Вот так я чувствую себя сейчас. Как будто под ногами нет твердой почвы, трещит и ломается лед.

Рекуражтриумфáция

– Папа! Папа, скорей! Там в куче навоза – чудовище!

– Не кричи, Бет.

– Но там чудовище страшное, папа! Я думала, оно мертвое, а оно живое – я ткнула в него палкой, и оно на меня зарычало!

– Элизабет Гоки, я тебя предупреждал – хватит выдумок!

– Я не выдумываю, папочка! Честное слово. Иди, убей его. Скорее! И мы заберем его золото. У него целый мешок золота!

Их голоса доносились в пристройку к хлеву, где я процеживала ведра теплого, пенистого молока через марлю, чтобы избавиться от мух и крошек сена. Я вытерла руки, отогнала из-под ног Фиалку и ее котят и пошла в хлев посмотреть, из-за чего весь этот шум. Папа шагал к двери, Эбби уже выскочила во двор, Лу возилась на сеновале, сбрасывала вязки сена.

– Что случилось? – спросила я.

– Бет опять сказки рассказывает, – ответила она. – Хорошо бы папа ее выпорол.

Я пошла следом за сестрами и, завернув за хлев, поразилась: на этот раз Бет ничего не выдумала. На куче навоза ничком лежал какой-то мужчина – грязнющий, длинные черные волосы сбились в колтуны. На нем были саржевые штаны с подтяжками и клетчатая шерстяная рубашка. Рядом – большой мешок и пара высоких башмаков, связанных шнурками.

Бет так и прибежала со своей палкой и ткнула ею спящего:

– Мистер Чудовище? – позвала она. – Мистер Чудовище, вы живы или нет?

Чудовище застонало, повернулось на спину, открыло налитые кровью глаза и передернулось от света.

– Шорт побирай, сам не знай, – ответило оно.

– Дядя Пополам? – прошептала Эбби.

– Дядя Пополам! – заорала Бет.

– Черт побери, Пьер! – рявкнул папа. – Слезай оттуда сей минут.

– B’jour, mon frère, b’jour. Tais-toi, eh? Ma tête, elle est très tendre…

– C’est pas assez que tous que tu dis c’est de la merde? Tu veux coucher dans la merde, aussi?[4]

Только дядя Пополам, младший брат отца, способен так его разозлить, что папа заговорит по-французски.

– Mathilde, allez à ma chambre[5], – сказал мне папа, спохватился и перевел: – Ступай в мою комнату, принеси ему какую-нибудь одежду. Не впускай его в дом, пока он не выкупается. И кофе ему свари. Эбби, а ты закончи процеживать молоко.

Он окинул брата презрительным взглядом, сплюнул и вернулся к коровам.

– Пойдем, дядя Пополам, приведем тебя в порядок, – нетерпеливо позвала я. Пока я буду кипятить воду и вычесывать у дяди из волос колтуны и вшей, здорово опоздаю в школу. А мисс Уилкокс как раз проводит последний экзамен для комиссии.

Примчалась Лу, крича на бегу:

– Дядя Пополам! – потом она разглядела его, и улыбка сменилась гримасой. – Дядя Пополам, почему ты сидишь в навозе?

– Потому что навоза, она теплая, – сказал он, вставая. – Я приходить в нощь, совсем поздно, Луиза. Не будить весь дом, верно? Я спать тут.

– Но от тебя воняет! – Лу демонстративно зажала себе нос.

Еще как воняло. Навоз и спиртные пары – отвратительное сочетание.

– Что? Я вонять сладко – словно роза! Дай большую поцелую дядюшке Пьер! – он раскинул руки и заковылял к ней, а Лу, визжа и смеясь, обратилась в бегство.

– Дядя Пополам, что у тебя в мешке? – спросила Бет, с надеждой взирая на его поклажу.

– Вот тут? О, нишево. Грязная одежда, – сказал он.

Бет помрачнела.

– Пошли, дядя Пополам, – позвала я. – У меня мало времени. Сегодня у меня важный экзамен.

– Экзамáн? Какой экзамáн?