– Можешь взять почитать все, что хочешь, Мэтти, – донесся до меня голос мисс Уилкокс. – Мэтти?
Я осознала, что веду себя невежливо. Усилием воли оторвала взгляд от книги и огляделась. Оказалось, что в этой комнате имеется большой камин, перед ним – два диванчика один напротив другого, а между ними низенький столик. На одном из диванчиков уже сидела Лу, уминая сэндвичи и прихлебывая чай. Под окном – письменный стол, на нем ручки, карандаши и целая коробка красивой белой бумаги. Я коснулась верхнего листа. На ощупь словно атласный. По столу были разбросаны листы, исписанные в столбик, как будто стихами. Мисс Уилкокс подошла и собрала их в стопку.
– Извините, – сказала я, опомнившись. – Я не собиралась подглядывать.
– Все в порядке. Так, всякая писанина. Устраивайся, Мэтти, попей чаю.
Я села и взяла сэндвич, а мисс Уилкокс, чтобы завязать беседу, сказала, что видела меня на днях в повозке с высоким красивым парнем.
– Это Ройал Лумис. Мэтти в него втрескалась, – заявила Лу.
– Ничего подобного, – быстро сказала я.
Конечно, я втрескалась в него, как дурочка. Но я не хотела, чтобы учительница об этом знала. Я не была уверена, что она поймет про янтарные глаза, и сильные руки, и поцелуи в лодке, и я думала, она разочаруется во мне, узнав, что такого рода вещи могут иметь надо мной власть.
Мисс Уилкокс приподняла бровь.
– Ничего подобного, – повторила я. – Мне никто из здешних парней не нравится.
– Но почему?
– Мне кажется, после капитана Уэнтворта и полковника Брэндона невозможно полюбить кого-то реального, – сказала я, стараясь, чтобы в моих словах прозвучала житейская мудрость. – Начитаешься Джейн Остен – и тебе уже не до мальчишек с фермы и не до лесорубов.
Мисс Уилкокс рассмеялась.
– Да, до героев Джейн Остен мало кто дотягивает, – сказала она. – Тебе нравятся ее книги?
– Отчасти.
– Отчасти? А что не нравится?
– Я думаю, мэм, она много лжет.
Мисс Уилкокс поставила чашку на столик.
– Вот как?
– Да, мэм.
– А почему ты так думаешь, Мэтти?
Я не привыкла, чтобы старшие – пусть даже мисс Уил‐ кокс – интересовались моим мнением, и от волнения не смогла сразу ответить. Пришлось взять себя в руки и собраться с мыслями.
– Ну, мне кажется, бывают книги, которые рассказывают вымышленные истории, а бывают книги, которые говорят правду… – начала я.
– Продолжай, – попросила она.
– Первые показывают жизнь такой, какой мы хотим ее видеть. Злодеи в них получают по заслугам, а герой понимает, как глупо он себя вел, и женится на героине, счастливый конец и все такое. Как в «Разуме и чувствах» или в «Доводах рассудка». А вот вторые стараются показать жизнь как она есть. Как, например, в «Гекльберри Финне», где папа Гека – никчемный пьяница, а Джим так страдает. Первые развлекают и утешают, зато вторые… они потрясают.
– Люди любят счастливые концы, Мэтти. И не любят потрясений.
– Да, мэм, так и есть. Ведь не бывает никаких капитанов Уэнтвортов, верно же? Зато папаш Финнов полным-полно. И для Энн Эллиот все кончается хорошо, а у большинства людей – наоборот. – Голос мой дрожал, как всегда, когда я начинаю сердиться. – И от этого я порой чувствую себя обманутой. Эти люди в книгах – герои – они всегда такие… героические! И я стараюсь быть такой же, но…
– …но ты не такая, – заключила Лу, слизывая с пальцев остатки острой приправы от ветчины.
– Да, я не такая. В книгах люди добрые, благородные и великодушные, а настоящие люди вовсе не таковы, и я… иногда я чувствую, что меня водят за нос. Джейн Остен, и Чарльз Диккенс, и Луиза Мэй Олкотт, и другие. Зачем у них все такое приторно-сладкое, если в жизни все совсем не так? – я уже чуть ли не кричала. – Почему они не скажут правду? Почему не расскажут, как выглядит свинарник после того, как свинья сожрала своих поросят? Или что чувствует роженица, когда ребенок никак не хочет появляться на свет? Или о том, как пахнет больной раком? Вон сколько книжек, мисс Уилкокс, – сказала я, указывая на одну из стопок, – и, спорим, ни одна из них не расскажет вам про запах рака. А я расскажу. Знаете, как пахнет рак? Он смердит. Воняет как протухшее мясо, грязное тряпье и болотная вода вместе взятые. Почему никто об этом не пишет?
Несколько секунд никто не говорил ни слова. Я слышала тиканье часов и собственное дыхание. Потом Лу тихо произнесла:
– Жуть какая, Мэтти. Нельзя такое говорить.
Только тогда я заметила, что мисс Уилкокс больше не улыбается. Она смотрела прямо мне в лицо, и я поняла: она наверняка считает, что я мрачная и угрюмая, как говорила мисс Пэрриш, и что мне лучше уйти.
– Простите меня, мисс Уилкокс, – сказала я, уставившись в пол. – Я не хотела грубить. Только… Не понимаю, почему меня должно волновать, что происходит с людьми где-нибудь в шикарных гостиных Лондона, или Парижа, или еще какой столицы, если там всем наплевать, что происходит с людьми здесь, в Игл-Бэе.
Мисс Уилкокс по-прежнему глядела прямо на меня, только теперь глаза ее сияли. Как в тот день, когда я получила письмо из Барнарда.
– Сделай же так, чтобы им было не наплевать, Мэтти, – сказала она тихо. – И не извиняйся. Никогда.