Северный свет

Она глянула на Лу, поставила перед ней целое блюдо пирожных и поманила меня к письменному столу. Приподняла стеклянное пресс-папье в форме яблока и достала из-под него две книги.

– «Тереза Ракен», – произнесла она торжественно, – и «Тэсс из рода Д’Эрбервиллей». Лучше никому о них не говори.

Она вытащила писчую бумагу из коробки, положила внутрь эти две книги, прикрыла парой чистых листов и вручила коробку мне.

Я улыбнулась, подумав, что с секретностью она явно перегибает палку.

– Да ладно вам, мисс Уилкокс, это же не оружие, – сказала я.

– Верно, Мэтти, это книги. И они в сто раз опаснее оружия, – она покосилась на Лу, потом спросила меня: – Как у тебя насчет работы в отеле? Что-нибудь получилось?

– Нет, мэм. И, скорее всего, не получится.

– В таком случае не согласишься ли ты поработать у меня? Мне, как ты видишь, нужна помощь с библиотекой. Я бы хотела, чтобы ты приходила и разбирала книги. Нужно отделить художественную литературу от всего остального, а потом разобрать по жанрам: романы, пьесы, рассказы, поэзия – и расставить на полки в алфавитном порядке. Я буду тебе платить. Каждый раз по доллару.

Шла только первая неделя мая. Если я буду работать на мисс Уилкокс один день в неделю до конца лета, то к сентябрю накоплю шестнадцать долларов или около того. Этого хватит на билет на поезд и еще останется. Мне мучительно хотелось ответить «да», но я вспомнила, как Ройал спросил, почему я вечно читаю о том, как живут какие-то другие люди, и словно ощутила его губы на моих. Я словно услышала, как тетя Джози упрекает меня в гордыне. Услышала, как папа говорит, что мне незачем искать себе работы у мисс Уилкокс, в родном доме для меня и так работы по горло. Услышала, как мама просит дать ей честное слово…

– Я не могу, мисс Уилкокс, – сказала я. – Слишком много дел, мне не вырваться.

– Что ты, Мэтти, конечно же ты можешь. Всего на часок-другой. И я буду отвозить тебя домой. Приходи в эту субботу.

Я помотала головой:

– У меня цыплята. И курятник надо побелить, папа сказал – к воскресенью.

– Я побелю, Мэтт, – сказала Лу. – Я, и Эбби, и Бет. Папа не узнает. Он все равно будет в поле. Если все будет сделано, он ругаться не станет.

Я удивленно посмотрела на сестру – я-то ведь думала, что она нас не слушает. Увидела крошки вокруг рта, прядки прямых волос, свесившиеся на лицо, грязные отвороты Лоутонова комбинезона над башмаками. Увидела ее большие голубые глаза, полные надежды, и почувствовала такую сильную любовь к ней, что отвела взгляд.

– Если будешь приходить, Мэтти, можешь брать читать все, что захочешь. Абсолютно все, – сказала мисс Уилкокс.

Я представила себя здесь субботним утром, в этой спокойной, тихой комнате, как я роюсь во всех этих книгах, по крупицам выискивая себе сокровища.

И тогда я улыбнулась и сказала «да».

Растрéскивание

Стоял майский вечер, семь часов. Ужин был приготовлен, подан и съеден, тарелки и кастрюли вымыты, вытерты и убраны, плита помыта, угли собраны в кучку, пол протерт, тряпочки для мытья посуды развешаны сушиться, а Барни накормлен. Лу и Бет начищали свои башмаки. Эбби сидела перед очагом с кучей штопки. Папа сидел напротив нее, чиня уздечку Миляги. А я? Я стояла посреди кухни, глядя на мою семью, так близко к ним, что к каждому могла бы прикоснуться, и сердце мое, казалось, вот-вот разорвется.

Дел по дому было еще навалом. Дровяной ящик рядом с плитой почти опустел. Нужно было собрать и вытряхнуть в отхожее место золу, а Эбби не помешала бы моя помощь со штопкой. Но мне чудилось, будто стены на меня давят. Будто я сойду с ума, если еще хоть секунду проведу в этой кухне, в этой тюрьме. Я прислонилась к раковине и закрыла глаза. Должно быть, я издала то ли вздох, то ли стон, потому что Эбби внезапно спросила:

– Что с тобой, Мэтти?

Я открыла глаза и увидела, что она смотрит на меня снизу вверх. Лу и Бет тоже смотрели на меня. Даже папа смотрел. Растрескивание – такое было у меня слово дня. Хорошее слово, на пять долларов. Это когда стручок или плод с треском раскрывается, обнажая семена. Как же так – я каждый день выучиваю новое слово, но не могу подобрать нужные слова, чтобы объяснить близким, что со мной?

– Ничего. Все хорошо. Устала, только и всего. Я… Кажется, я забыла хлев запереть, – соврала я, выбежала в пристройку, схватила шаль и быстрым шагом пошла прочь. Во двор, мимо сада и отхожего места, мимо черного кукурузного поля.

Я шла и шла, пока не дошагала до восточного края папиной земли, где поле переходит в лес и где течет ручей, а сразу за ним – маленькая полянка, окруженная лиственницами. Место, где мы похоронили маму.