Северный свет

Южный Оцелик

23 июня 1906

Мой милый Честер!

Я места себе не нахожу оттого, что твое письмо все никак не приходит. Если ты написал его во вторник вечером и отправил в среду утром, то почему же его до сих пор нет? Ты уверен, что правильно надписал адрес? Я уже почти неделю дома, а от тебя по-прежнему ни строчки… Когда и в четверг утром от тебя ничего не пришло, я расплакалась, и у меня разболелась голова, и я весь день провела в постели. Не осуждай меня за это, милый, потому что я, конечно же, успела вообразить себе все самое ужасное, что только могло случиться. В тот вечер, когда брат зашел ко мне и сказал, что, если я встану пораньше, он возьмет меня учиться водить машину… Я так устала, что, вернувшись домой, легла на часок поспать; потом спустилась и поужинала в полном одиночестве. Знаю, милый, ты смеешься надо мной – так и слышу твой смех, – но, честное слово, у меня здорово получалось. Брат, от которого обычно не дождешься доброго слова, сказал: «Не так уж плохо, Билли». Из его уст это огромная похвала… Я так скучаю по тебе, милый, ты не представляешь, как я скучаю… Я вернусь на следующей неделе, если ты не сможешь приехать за мной прямо сейчас. Мне так одиноко, это просто невыносимо. В такой же вечер ровно неделю назад мы были вместе. Ты помнишь, как я плакала, милый? Вот так же я плачу все время с тех пор, как покинула Кортленд…

Нет никакого Чарльза Джерома, только Честер, «милый Честер». И жил он в Кортленде, а не в Олбани, потому что именно туда она слала ему письма. И хотя обратный адрес писем Грейс – Южный Оцелик, она тоже какое-то время жила в Кортленде, потому что она пишет, что уехала оттуда и что вернется туда, если он сам за ней не приедет.

…Мне ужасно грустно… Я вчера рассказывала маме, что ты написал мне, а письмо не дошло, и она сказала: «Ну что ты, Билли, если бы он написал, то оно бы дошло». Она ничего плохого не имела в виду, но я разозлилась и сказала: «Мама, Честер мне никогда не лжет. Я точно знаю: он написал». Если бы ты был здесь, милый, как я была бы рада… меня зовут ужинать, так что прекращаю писать. Пожалуйста, напиши мне, а то я сойду с ума…

– Фрэнни говорит, ее ударили, – шепчет вдруг Ада, отчего я так и подскакиваю. – Она после ужина ходила на нее посмотреть. И сказала, что у нее лицо рассечено и все в крови. И в синяках.

– Фрэнни любит приукрасить. Ты же знаешь. Почему опять не спишь?

– Не спится, все время просыпаюсь. Ты ее видела, Мэтт. Как она выглядит?

– Как утопленница.

– Стряпуха говорит, помощник шерифа уже едет сюда. И коронер. И кружной адвокат.

– Окружной.

– И журналисты из Ютики. Как ты думаешь, про нас тоже будет в газете?

– Ложись спать, пожалуйста, Ада. Ты слышала, что сказала Стряпуха. Завтра у нас очень трудный день.

– А эти письма, они от Ройала?

– Э-э… да. Да, от него.

– Так много! Тебе их до утра не перечитать. Ты, наверное, его любишь.

Я молчу.

Ада поворачивается на другой бок, а я достаю следующее письмо. В нем нет обращения.