Северный свет

Мы стояли на середине подъездной дорожки Лумисов. Наша Ромашка опять разнесла их забор. Папа был в ярости, как и миссис Лумис. Я притворялась, что тоже сержусь, но на самом деле была рада, ибо это означало, что я могу увидеться с Ройалом будто бы невзначай. Он был на скотном дворе, как я и надеялась. Помог мне в очередной раз оттащить Ромашку и Болдуина от пруда, а потом пошел провожать меня домой.

Мы встретили Уилла и Джима – с удочками через плечо и полной корзиной форели.

– Ах, мой Ройал милый, голубь сизокрылый! – проворковал Джим.

– Ах, голубка Мэтти, краше всех на свете! – подхватил Уилл.

Они обменялись воздушными поцелуями. Ройал сорвал с Ромашки аркан и хлестнул Джима по заднице. Тот убежал скуля, Уилл – за ним. Ройал же продолжил свой монолог с того же места, на котором остановился: что едят индюшки и как их правильно растить вместе с курами и гусями. А я кивала, улыбалась, поддакивала, говорила «угу» и «ну надо же», а сама думала, есть ли у парней журнал с советами о том, как привлекать женщин, а если есть, то написано ли там, что нужно ставить интересы девушки выше собственных?

Меня так и распирало – до того хотелось поделиться с кем-нибудь секретом, что скандальная поэтесса, вызывающая возмущение у всей страны, живет тут, среди нас. Я могла бы рассказать Уиверу, но давно его не видела. Он был уже в «Гленморе», помогал готовить лодки к сезону и красить веранду. Я могла бы рассказать Эбби, но опасалась, что она проговорится своей лучшей подружке Джейн Майли, а эта Джейн разболтает остальным. Мисс Уилкокс плохо придется, если станет известно, кто она на самом деле, – ведь вон как все ополчились на «Далекую музыку». Но больше всего мне хотелось рассказать Ройалу, чтобы это была наша с ним тайна, только наша, на двоих, – да только он не давал мне и слóва вставить.

– Глянь на эту полоску, Мэтт, – говорил он, поводя рукой перед собой. – Ровная, плоская, и тут же ручеек течет. Славная, плодородная землица. Я б ее вмиг распахал под кукурузу.

Земля, о которой шла речь, не вся была собственностью Лумисов – часть ее принадлежала Эмми Хаббард, а часть моему отцу.

– Я так думаю, Эмми нашла бы что на это возразить. Да и мой папа тоже.

Ройал пожал плечами:

– Но помечтать-то можно человеку?

И не успела я хоть что-то ответить, как он спросил, не против ли я прокатиться с ним этим же вечером до Инлета и обратно. Я сказала, что не против. И как только я это сказала, он отпустил Ромашку, затянул меня под клены и поцеловал. Подозреваю, что безмолвный язык моего тела и впрямь оказался красноречивым, потому что я хотела, чтобы Ройал сделал именно это. Он вжался в меня всем телом и поцеловал в шею, и все сильное и прочное во мне – сердце, и кости, и мышцы, и внутренности – все размякло и растаяло от его тепла. Я в первый раз осмелилась прикоснуться к нему. Должно быть, это прекрасный майский день сделал меня такой смелой. От красоты весеннего леса недолго и рассудка лишиться. Я провела пальцами по рукам Ройала снизу вверх, а потом положила ладони ему на грудь. Сердце его билось ровно, медленно, не то что мое, стучавшее, как молотилка. Я подумала, что у парней это происходит иначе, чем у девушек. Его руки обхватили мою талию, а потом одна поползла ниже. К месту, про которое мама говорила, что трогать его нельзя никому, кроме мужа.

– Ройал, нет.

– Да ладно тебе, Мэтти, все путем.

Он отстранился и нахмурился, лицо его помрачнело, и я почуяла, что сделала что-то не то. Моим словом дня было отсечение – это процесс, когда что-то отрезают или резко прекращают. Я ощутила значение этого слова, глядя в лицо Ройала, словно закрытое тучами. Мне стало вдруг так страшно и одиноко, будто я отсекла себя от солнечного света.

Ройял уставился в землю, потом снова посмотрел на меня.

– Я не побаловаться хочу, Мэтт, ты не думай. Я уж и кольцо присмотрел у «Таттла».

Вместо ответа я только захлопала глазами, не понимая, о чем он.

Он вздохнул и покачал головой:

– Если б я его купил, ты б его взяла?

Боже правый, так он об этом кольце! Я-то думала, речь о кольце для упряжи или для подъемного блока, а он, оказывается, имел в виду настоящее кольцо. Как то, которое его брат Дэн подарил Белинде Беккер.

– Да! Взяла бы, – прошептала я.

А потом обняла его за шею и поцеловала и чуть не расплакалась от облегчения, когда он поцеловал меня в ответ. Я не подумала о том, что означает мое «да». В тот миг я мечтала только о Ройале – и не понимала, что сказать ему «да» означает сказать «нет» всем остальным моим мечтам.

– Ладно тогда, – сказал он, отодвигаясь от меня. – Вечером после ужина за тобой зайду.

– Ладно.

Он поднял Ромашкину веревку и вручил мне, и дальше до самого дома я шла одна. И только гораздо позже, после того как он зашел к нам и спросил папу, можно ли повезти меня покататься, и мы съездили в Инлет и обратно, и я лежала в спальне, перебирая в памяти все до единого его поцелуи, – только тогда я задумалась: не должен ли он был, говоря о кольце, сказать мне, что он меня любит? Или, может быть, он скажет это позже…

Короткощети́нистый