Северный свет

Ю. Оцелик

Воскресенье, ночь

Спасибо за письмо. Я очень рада ему, но и удивлена тоже. Я думала, тебе понравятся мои нежные послания, однако твое письмо выдержано в столь деловом тоне, что я пришла к выводу, что ты предпочел бы и от меня получать такие же. Прошу меня извинить, но я полагаю, что в полной мере отдаю себе отчет в своем положении и тебе вовсе не обязательно указывать мне на него с такой ужасающей откровенностью. Думается, я осознаю свое положение так же ясно, как кто бы то ни было… Ты пишешь, чтобы я не тревожилась, поменьше прислушивалась к своим чувствам и побольше развлекалась. Но не кажется ли тебе, что и ты бы на моем месте тревожился?.. Я понимаю, как ты относишься ко всей этой истории. Ты воспринимаешь ее как бремя, как что-то досадное. Ты думаешь, что, если бы не я, ты мог бы проводить лето как тебе захочется, без всяких помех, и не чувствовал бы себя обязанным отказаться от места. Я понимаю, что ты чувствуешь, но временами ты вынуждаешь меня увидеть все гораздо яснее и отчетливее, чем раньше. Похоже, тебе и в голову ни разу не приходило, что и я лишена обычных летних развлечений и мне тоже пришлось оставить работу…

Грейс была больна? – задумываюсь я. Поэтому ей пришлось бросить работу? Они работали в одном и том же месте? Может быть, в том самом, о котором говорил мистер Сперри: на фабрике женской одежды, принадлежащей богатеньким кортлендским Джилеттам. Но почему им обоим пришлось бросить работу? Странно.

…Честер, вряд ли ты когда-нибудь поймешь, как я сожалею, что причинила тебе столько беспокойства. Знаю, ты меня ненавидишь, и я ничуть не могу тебя за это винить. Моя жизнь загублена, и твоя отчасти тоже. Конечно, для меня это ужаснее, чем для тебя, но все вокруг – и ты сам тоже – решат, что это я во всем виновата, да только почему-то я не могу считать себя виноватой, Честер, просто не могу. Я столько раз говорила тебе «нет», о боже, столько раз. Конечно, никто этого не знает и не узнает, но, тем не менее, это остается правдой. Только что вошла сестренка с целой охапкой ромашек и спросила, не хочу ли я погадать «любит – не любит». Я ответила, что я и так слишком хорошо знаю…

Мой взгляд возвращается к строчке: «Я столько раз говорила тебе “нет”, о боже, столько раз» – и я ахаю вслух, потому что я и сама, о боже, недавно несколько раз сказала «нет»… и тут до меня наконец доходит, почему Грейс была в таком горе и отчаянии: она ждала ребенка – ребенка от Честера Джиллета. Вот почему ей пришлось бросить работу и вернуться домой. Вот почему она так отчаянно ждала, чтобы он приехал за ней и увез. Пока живот у нее не вырос, пока всем не стало заметно…

А потом до меня доходит еще кое-что: я – единственный человек, единственный на всем белом свете, кто об этом знает.

Я сложила письмо, сунула обратно в конверт и выглянула в окно. Так темно – и ничто не предвещает рассвета.

Нарушишь слово, данное покойнику, – и он будет преследовать тебя, говорит Ада.

Сдержишь слово – и он все равно будет тебя преследовать.

Злослóвие