Стояла суббота, мой любимый день недели, потому что по субботам я теперь работала в библиотеке мисс Уилкокс. Я как раз взбежала по ступенькам черного хода и стояла на крыльце, собираясь постучаться в дверь, как вдруг услышала голоса внутри. Громкие, сердитые голоса.
– А твой отец? А Шарлотта? А Иверсон-младший? Это позорное пятно на всех! Они боятся появляться на людях! Ты хоть раз подумала о них, Эмили? – это был мужской голос.
– Они не дети. Они переживут. У Аннабель же получается, – это был голос мисс Уилкокс.
Я снова подняла руку, собираясь постучать, и вновь опустила. Мисс Уилкокс меня ждала, и работы было полно, но за дверью явно шел личный разговор; может, она предпочла бы, чтобы я явилась попозже? Я не знала, как лучше поступить, и топталась в нерешительности.
– Как ты меня нашел? Кому заплатил, чтоб за мной шпионили? И сколько?
– Эмили, просто возвращайся домой и все.
– На каких условиях, Тедди? Зная тебя, я уверена: условия будут.
– Никакого больше бумагомарательства. С твоей чепухой покончено. Ты возвращаешься и начинаешь выполнять свои обязанности и вести себя как положено. И тогда, обещаю, я постараюсь забыть обо всем этом.
– Я не могу. Ты знаешь, что я не могу.
Несколько секунд тишины. Потом мужчина опять заговорил. Он больше не кричал. Голос его был спокойным, ровным и от этого еще более пугающим.
– То, что ты делаешь, не только постыдно и огорчительно, Эмили, это еще и аморально. «Погребальную песнь» вообще не следовало писать, не говоря уж о том, чтобы публиковать. Теперь в это вмешался сам Энтони Комсток. Ты знаешь, кто это?
– Король консервов? Я знаю такое яблочное пюре – «Комсток».
Не думала, что мисс Уилкокс может быть такой беспечной. Не стоило бы ей так себя вести наедине с разгневанным мужчиной.
– Он секретарь общества искоренения порока. Он губит людей, коверкает судьбы, некоторых доводит до самоубийства. Никогда в жизни я и помыслить не мог, что увижу твое имя в списке имен извращенцев и порнографов.
– Я не извращенка и не порнограф, Тедди. Ты это прекрасно знаешь. И этот зануда Комсток тоже знает.
– Он говорит, что твои стихи непристойны. А когда Комсток что-то говорит, ему внемлет вся страна. Ты наносишь непоправимый ущерб репутации Уилкоксов и Бакстеров, Эмили. Если ты сама не обратишься за помощью, это сделаю я.
– Что ты имеешь в виду, Тедди?
– Совершенно очевидно, что я имею в виду.
– Нет, черт побери, не очевидно! Хотя бы раз в жизни прояви смелость и скажи честно.
– Ты не оставляешь мне выбора, Эмили. Если ты не вернешься домой – на моих условиях, – я препоручу тебя заботам врачей.
Раздался страшный грохот и звон разбиваемого стекла, а потом вопль мисс Уилкокс:
– Убирайся! Вон отсюда!
– Мисс Уилкокс! Мисс Уилкокс, вы целы? – закричала я, барабаня в дверь.
Дверь рывком распахнулась, и мимо меня, даже не глянув, пронесся мужчина – высокий, бледный, с красивыми темными волосами и усами. Он сбил бы меня с ног, не отскочи я вовремя. Я вбежала в дом.
– Мисс Уилкокс! Мисс Уилкокс, где вы?
– Я здесь, Мэтти.
Я бросилась в библиотеку. Письменный стол перевернут, бумага разлетелась по полу. Прекрасное пресс-папье в виде красного яблока разбилось на мелкие осколки. Учительница стояла в центре комнаты и курила.
– Мисс Уилкокс, с вами все в порядке?
Она кивнула, но глаза ее были красны, и она дрожала.
– Все в порядке, Мэтти, но я думаю, мне нужно ненадолго прилечь. Оставь все тут как есть, я потом приберу. Поешь, что найдешь в кухне. И там, на столе, твои деньги.
Я слышала ее, но не могла отвести взгляда от разбитого стекла и разбросанных страниц. Это сделал он.
– Этот человек вернется? – спросила я.
Она обернулась:
– Не сегодня.
– Думаю, вам надо позвать шерифа, мисс Уилкокс.
Мисс Уилкокс грустно усмехнулась и сказала:
– Он не приедет. Закон не запрещает мужу устраивать погром в доме жены. По крайней мере пока.
Я ничего не сказала, но глаза у меня, должно быть, стали огромными и круглыми, как желтки в глазунье.
– Да, Мэтти, это был мой муж. Теодор Бакстер.
– Бакстер?
– Эмили Бакстер, поэтесса.
Отсечéние
Согласно статье из «Журнала Петерсона», если хочешь привлечь мужчину, ты должна быть «внимательна и чутка к каждому его слову, ставить его интересы выше собственных и посредством языка женского тела безмолвно, но красноречиво показывать, что он – центр твоей вселенной и высший смысл твоего бытия». Первые две части совета были мне понятны. Затруднения вызывала третья.
Я думала, это означает, что нужно выразительно хлопать ресницами, но, когда я попыталась это проделать, Ройал озадаченно на меня посмотрел и спросил, не попало ли мне что-то в глаз.