Северный свет

Едва увидев лицо Уивера, я в тот же миг вспомнила Генри с его ножом и «тучилкой». Это было примерно полчаса спустя; мы со Стряпухой развешивали посудные полотенца на веревке у заднего крыльца, и тут Джон Денио подвел Уивера к дверям кухни. Глянув на него, мы ахнули и быстренько затолкали его внутрь, надеясь, что Моррисоны и мистер Сперри ничего не заметят. Но они заметили.

– Уивер, ну можешь ты хоть раз в жизни не вляпаться в историю? – раскричался мистер Сперри, выскочив из столовой. – Я послал тебя на Большую Лосиную станцию с простым поручением – помочь Джону встретить новых постояльцев – и вот пожалуйста. Один из гостей сказал, что на станции была драка. Небось без тебя не обошлось? Говори!

Уивер вскинул подбородок.

– Да, сэр. Не обошлось, сэр.

– Черт побери, Уивер, ты знаешь, как я отношусь к дракам…

– Он не виноват, мистер Сперри, – поспешно сказала я, промокая рассеченную скулу Уивера настойкой гамамелиса. – Не он первый начал.

– Зато он мог первым это закончить, – проворчала Стряпуха, вытирая кровь с Уиверова носа. – Отошел бы в сторонку, а эти паскудники пусть бы шли своей дорогой – но нет, он смолчать не может, непременно язык свой распустит!

– Рассказывайте, что стряслось, – потребовал мистер Сперри.

Все мы втроем – Стряпуха, мистер Денио и я – прекрасно понимали, что Уиверу лучше рта не открывать, поэтому Джон Денио ответил за него:

– На него напали. Прямо перед станцией. Поезд опаздывал. Я пошел поговорить с начальником станции, а Уивера оставил в повозке. И тут из «Саммита» вышли трое. Трапперы. Пьяные. Стали болтать всякое. Уивер в ответ тоже за словом в карман не полез, огрызнулся. Тогда один выдернул его из повозки, и они все втроем набросились на него и избили. Я услышал шум, выбежал, разнял.

– Трое на одного, Уивер?! Бога ради, неужто ты не мог помолчать в тряпочку?

– Они обозвали меня черномазым.

Мистер Сперри осторожно приподнял подбородок Уивера и сочувственно поморщился, разглядывая раны. Фонарь под глазом уже начал чернеть. Нос, похоже, был сломан. Распухшая губа сделалась толстой и блестящей, как садовый слизень.

– Это просто слово, сынок, всего лишь слово. Мне доводилось слышать в свой адрес и кое-что похуже.

– Прошу прощения, мистер Сперри, но нет, не доводилось, – сказал Уивер. – Я завтра же пойду к мировому судье. Все расскажу. И выдвину обвинения.

Мистер Сперри вздохнул.

– Тебя хлебом не корми – дай попинать скунсов, верно, Уивер? С завтрашнего дня – ни шагу с кухни! Будешь мыть посуду, протирать полы и делать все прочее, что велит Стряпуха, – пока лицо не заживет.

– Но почему, мистер Сперри? – обиженно воскликнул Уивер. С такой работой плакали его чаевые.

– Потому что вид у тебя, как будто ты в мясорубке побывал! С таким лицом нельзя обслуживать гостей.

– Но это несправедливо, сэр! Меня ни за что ни про что оскорбили. Потом избили. А теперь еще и оставляют в кухне! Так не должно быть!

– Сколько тебе лет, Уивер? Семнадцать или семь? Будто не знаешь: одно дело – как быть не должно, и совсем другое – как оно есть. Ты не должен был выжить после таких побоев – но, к счастью, ты живой. Подумай об этом в следующий раз, когда тебе приспичит сцепиться с тремя взрослыми мужиками!

Мистер Сперри выбежал, хлопнув дверью. Стряпуха последовала за ним – спросить о доставке продуктов, Джон вернулся к лошадям, а мы с Уивером остались вдвоем.

Гельминты – таково было мое слово дня. Это черви, которые живут у человека в кишках. Мне подумалось, что это очень подходящее слово для тех, кто избил Уивера, о чем я ему и сообщила. У него, конечно, нашлись для них и другие слова – и очень хорошо, что Стряпуха их не слышала.

– Чш-ш, Уивер, успокойся, – сказала я, заворачивая кубик льда в полотенце. – Поторчишь пару дней в кухне, с тебя не убудет. Это лучше, чем потерять работу. На, приложи к губе.

– Можно подумать, у меня есть выбор, – пробурчал он. Приложил лед к губе, потом подмигнул мне здоровым глазом и сказал: – Три месяца, Мэтт. Всего три месяца – и я уеду. Когда я окончу Колумбийский университет, когда стану адвокатом, никто не сунет мне в руки свои баулы, никто не посмеет сказать «эй ты, ниггер» или «ну-ка, Сэм, бегом сюда», никто не посмеет меня ударить. А если посмеют, я отправлю их за решетку, это я сумею.

– Так и будет, – сказала я.

– Я найду себе новое место. Получше этого, можешь мне поверить. Мы оба найдем, правда, Мэтт? – спросил он, заглядывая мне в глаза.

– Конечно, – ответила я и принялась возиться с настойкой гамамелиса, чтобы не встречаться с ним взглядом.

Я уже нашла себе новое место, которое вовсе не собиралась искать, – но оно нашлось само. Это место для меня одной, и я не могла рассказать о нем даже Уиверу, не говоря уж о мисс Уилкокс. Это место – в объятиях Ройала Лумиса, и мне там очень хорошо. Уивер ни за что бы этого не понял. Да я порой и сама с трудом понимала.