Северный свет

Я покивала. Я слышала тебя, Ройал, думала я, но я тебе не верю. Я просто до сих пор не могу поверить во все это. Ни в катание на лодке по Большому Лосиному озеру. Ни в прогулки и поездки, которые были после. Ни в обещанное кольцо. Ты забудешь обо мне, и мне придется шагать пешком домой от Минни, и по дороге я увижу, как ты катаешь Марту Миллер, и ты посмотришь прямо сквозь меня, и я проснусь и пойму, что это был всего лишь сон. Пожалуйста, вернись за мной, попросила я мысленно, глядя ему вслед. Пожалуйста, повези меня кататься. Потому что мне нравится, как все на нас смотрят, когда мы проезжаем мимо. И мне нравится сидеть рядом с тобой в повозке, когда твое бедро прижато к моему. И я даже не против выслушивать все подробности о свойствах гибридных семян, потому что я хочу, чтобы ты прикасался ко мне и целовал меня, несмотря на то что я некрасивая и книжный червь. Или как раз именно поэтому.

Повозка скрылась за поворотом, а я повернулась и пошла вверх по дороге к дому Минни. По пути я помахала работникам. Они повалили несколько деревьев и теперь строили ограду вокруг Джимовой земли. Поблизости паслась корова Колючка. Она была огромная – должна была со дня на день отелиться. Чреватая – мое слово дня. Первоначально оно означало «беременная», а теперь можно сказать, к примеру, «чреватый неприятностями» или «чреватый последствиями». Сначала оно показалось мне странным и необычным, но потом я прочла, что это от слова «чрево», то есть живот. Глядя на гигантское брюхо Колючки, я подумала, что «чреватая» – очень подходящее слово.

Я понюхала цветы, которые собрала для Минни. Мне очень хотелось, чтобы они ей понравились. Мы не виделись уже несколько недель, и мне так много нужно было ей рассказать. Когда я была у нее в прошлый раз, я только-только получила письмо из Барнарда, но так и не смогла сообщить ей об этом, потому что это оказался тот самый день, когда она родила близнецов. А потом я была занята на ферме и в библиотеке мисс Уилкокс, а потом уехала в «Гленмор», и теперь мне казалось, что я не видела Минни лет сто, не меньше. Мне по-прежнему хотелось рассказать ей о письме, пусть даже я и знала, что не поеду. И еще о Ройале и о кольце, которое он собрался мне подарить. Я надеялась: вдруг Минни поможет мне придумать, как бы так выйти замуж за Ройала, но все равно стать писательницей, два в одном – как те хитро устроенные пальто из каталога «Сирз и Робак»: вывернешь его наизнанку, и вот ты уже в совсем другом наряде.

Как раз когда я подошла к крыльцу, дверь распахнулась. Джим хмуро кивнул мне на ходу, затолкал в рот остатки сэндвича и сбежал по ступенькам, спеша присоединиться к своим работникам.

– Минни? – окликнула я, входя в дом. В нос ударил скверный запах разлагающихся объедков и грязных подгузников.

– Мэтт, это ты? – спросил усталый голос.

Минни сидела на кровати, кормя грудью близнецов. Я с трудом ее узнала – до того она похудела и осунулась. Светлые волосы свисали нечесаными сальными прядями, платье было в пятнах. Близнецы жадно присосались к груди, издавая звуки, похожие на хрюканье. Взгляд Минни заметался по комнате. На лице ее ясно читались тревога и стыд.

– Здравствуй. Это тебе, – сказала я, протягивая цветы.

– Какие красивые. Спасибо, Мэтти. Можешь их куда-нибудь поставить?

Я пошла искать стакан или банку и только тут заметила, до чего же грязно в доме. Все столы и рабочие поверхности заставлены заскорузлыми тарелками и стаканами, раковина завалена ложками и вилками, на плите немытые кастрюли, а пол как будто годами не подметали.

– Прошу прощения за все это, – сказала Минни. – Джим нанял четырех помощников на целую неделю. Едва успею приготовить завтрак, как уже пора варить обед. Дети тоже все время голодны. Можешь подержать их минутку? Сделаю нам с тобой чаю.

Она передала мне одного младенца. Отрывая его от распухшей, в голубых жилках, груди, она зажмурилась от боли. Сосок и то, что вокруг, были лилово-синими, из трещинки сочилась кровь. Минни перехватила мой взгляд и прикрылась. Потом передала мне второго ребенка – и не прошло пары секунд, как оба отчаянно завопили, дрыгаясь и извиваясь. Крошечные личики были сморщены, розовые ротики разинуты – ни дать ни взять орущие птенцы. Их пеленки промокли насквозь. Щеки покрывала сыпь, головы – корка. От детей несло молоком и мочой. Я пыталась их успокоить и одновременно старалась сделать так, чтобы пеленки не промочили мне юбку, и потому не сразу заметила, что передо мной, уперев руки в бока и стиснув кулаки, стоит Минни.