Северный свет

Ройал снова всю дорогу трещал без умолку. Я кивала и изо всех сил старалась слушать, но думала о том, как лучше – сияньем окружен или сияньем озарен, потому что я бы выбрала второе. И еще я думала о том, какая же она коварная, эта Эмили Дикинсон. Изящно порхает, точно бабочка в саду, и то и дело скрывается из виду – прячется за своими словами. Усыпляет твою бдительность, заставляя поверить, что и вправду говорит всего-навсего о звезде, или о путнике, или о розах, или о шитье и ни о чем другом. Втирается в доверие. А потом как подкрадется сзади, как оглоушит дубиной по голове!

– …а Том Лесперанс говорит, эти новые зерна дают початок вдвое длинней, чем старые, и что…

Хотя книга Дикинсон лежала у меня уже несколько недель, я приступала к каждому стихотворению словно к тяжкой работе: готовилась, собиралась с духом, – а потом, не успев сообразить, что произошло, уже смахивала слезы со страниц, чтобы они не промочили бумагу. Иногда ее мысли надолго застревали у меня в голове, и ничего хорошего в этом не было. А порой она выражалась так туманно, что я понимала ее лишь сердцем, и это было еще хуже. Сколько чувства пробуждала она своими коротенькими, сдержанными, осторожными словами. Сколь многого достигала скромными средствами. Как Эмми Хаббард с ее картинками, написанными красками из ягод и кореньев. Или как Минни, готовящая для мужа и работников сытные обеды из ничего. И как мама Уивера, которая тянет его от Игл-Бэя до Колумбийского университета с помощью всего лишь корыта для стирки – и еще жареных цыплят.

– …а стало быть, с той же площади можно получить больше силоса! Прям не верится! Засеешь двадцать акров, а урожай как с тридцати…

Эмили Дикинсон меня бесила, но я не могла сердиться на нее долго, потому что знала, какой она была хрупкой и ранимой. Миссис Уилкокс рассказывала, как трудно жилось Эмили. Властный отец не разрешал ей читать те книги, которые не нравились ему самому. Она стала затворницей, к концу жизни не осмеливалась выходить за пределы отцовского имения. У нее не было ни мужа, ни детей, никого, кому она могла бы отдать свое сердце. И это очень печально. Из ее стихов всякому видно, что сердце у нее было большое и щедрое. Я была рада, что мне есть кому отдать сердце. Пусть даже он не отличит стихов от картошки и продолжает распинаться про кормовую кукурузу.

– …оно, ясное дело, дороже, потому что это совсем новый сорт и гибрид и все такое, но Том говорит, оно окупится. И опять же на удобрения тратишь меньше, и…

Почему Эмили Дикинсон не уехала из отцовского дома? Почему не вышла замуж? – думала я. Мисс Уилкокс дала мне с собой в «Гленмор» еще одну книгу стихов – «Апрельские сумерки» мисс Уиллы Кэсер. И еще роман «Страна островерхих елей» мисс Сары Орн Джуитт. Почему не вышла замуж Джейн Остен? А Эмили Бронте? А Луиза Мэй Олкотт? Не потому ли, что никому не нужны книжные черви, как говорит тетя Джози? Правда, Мэри Шелли вышла замуж, и Эдит Уортон тоже, но мисс Уилкокс сказала, что оба союза были несчастными. Наконец, сама мисс Уилкокс с этим ее тонкогубым тираном-мужем…

– …сажать-то уж поздно, но па велел все равно купить полфунта, посадить и поглядеть, как оно будет. Тпру! Тпру, сказал! – прикрикнул Ройал, останавливая лошадей перед дорожкой, ведущей к дому Минни. – Мэтт, я тебя тут высажу. Джимова дорожка больно узка для этой колымаги. Вернусь за тобой через пару часов. Можем съездить глянуть землю Дэна и Белинды. Сорок акров! Только что купили у Клайда Уэллса. Это ейный отец им деньжат подбросил.

Ее отец, Ройал, ее, подумала я.

– Хорошо, – сказала я и осторожно спрыгнула с повозки, стараясь не измять букетик, который собрала для Минни.

Он развернул лошадей, не переставая говорить:

– Уэллс, ясное дело, цену заломил ого-го, но все ж – сорок акров!

– Ройал! – внезапно вырвалось у меня. Слишком громко.

– А?

– Ничего, я только… ты не забудь. Не забудь за мной заехать.

Он сдвинул брови:

– Я ж сказал: через два часа буду. Ты что, не слышала?