Северный свет

– Как думаешь, придет? – спросила меня Ада на бегу, тяжело дыша.

– Надеюсь. Фрэн за завтраком строила ему глазки, а потом подсунула записку.

Записка гласила: «Я никому не скажу. Приходите после завтрака в дальний коттедж».

Задыхаясь и обливаясь потом, мы прибежали на папоротниковую поляну. Было не больше десяти утра, но уже знойно и душно.

– Куда ты дела веревку? – спросила я, оглядывая землю под ногами.

– Да вот она, – ответила Ада, вытаскивая ее из-под елки.

– И куда привяжем?

– Вокруг вон той сосны?

– Нет, ствол совсем голый. Заметит.

Ада прикусила губу, озираясь по сторонам.

– Что скажете про бальзамное дерево? У него ветви почти до земли.

Мы привязали веревку к дереву и тут обнаружили, что она чересчур коротка. Нам нужно было, чтобы она тянулась вдоль ближней части папоротниковой полянки и до тех самых елей, в которых мы собирались прятаться, – но длины явно не хватало.

– Что делать, Мэтти? – запаниковала Ада, оглядываясь на отель. – Он же скоро явится!

– Остается одно: все же обвязать ее вокруг той сосны и молиться, чтоб он не заметил, – сказала я. – Скорей!

Я быстро отвязала веревку и крепким узлом завязала ее вокруг соснового ствола дюймах в шести от земли. Потом пошла к елкам, по пути укладывая веревку, а Ада шла за мной и маскировала ее, присыпая землей, листьями и хвоей.

– Черт побери, какая же вонь! Он точно не догадается?

– Ему будет не до этого! У него совсем другое на уме. Гляди, Ада, получилось! Даже с запасом! – Я показала ей, что у нас остался целый ярд веревки, так что нам будет очень удобно держать ее, засев в елках.

– Прекрасно, – сказала Ада. – Помоги мне ее получше упрятать, ладно?

Мы прикопали веревку поглубже и отступили, чтобы оценить результат. Он был не идеален, но мы решили, что веревка не слишком заметна, если специально ее не высматривать, – а Номер Шесть высматривать не будет, тут у нас сомнений не было. Выдать нас мог разве что ствол сосны. Петля и узелок слишком уж выделялись на фоне коры.

– Я здесь! Сюда! – раздался вдали дрожащий голосок.

Это была Фрэн.

– Боже, Мэтт, они приближаются! – сдавленно пропищала Ада. – Что делать?

Я лихорадочно заозиралась. Взгляд мой упал на папоротниковую поляну. Я бросилась туда и сорвала несколько листов папоротника. Потом пальцами выкопала ямку перед сосной, воткнула туда листы и забросала землей – ни дать ни взять молодое растеньице папоротника. Оно полностью скрывало веревку из виду.

Мы услышали хихиканье Фрэн – уже совсем близко.

– Давай, скорее! – прошипела Ада, схватила меня за руку и затянула в ельник. От нашего вторжения ветки закачались, затряслись, мы вцепились в них, чтобы придержать.

– Сюда! – пропела Фрэн. – Я здесь! Ну где же вы?

Ада, на корточках, смотрела сквозь еловые лапы. Я, на коленях, наматывала конец веревки на руку.

– Идет. Готовься, Мэтт, – дело Ады было давать мне команду, а мое дело – дергать веревку. – Он примерно в десяти ярдах.

Я вгляделась сквозь еловые ветки, поморщилась – иголка кольнула меня в глаз. Справа открывался отличный вид на папоротниковую поляну, но слева ничего не было видно.

– Где же ты! Я тебя не вижу! – крикнул мужской голос.

Это был он, Номер Шесть. Внутренности мои скрючились, как бекон на сковородке. Наш план казался таким простым, но сейчас мне не верилось, что он сработает. Я уже жалела, что мы пошли на поводу у своего гнева и отчаялись на такую дерзость. Фрэн сейчас должна быть ровно там, где нужно, и Номер Шесть тоже, и веревка… вдруг мы закопали ее чересчур близко к папоротникам? или, наоборот, чересчур далеко?

– Я здесь, вот она я! Идите сюда! – позвала Фрэн, призывно хихикая.

Мелькнула черная ткань, белая кожа – Фрэн обежала по кругу папоротниковую поляну и теперь была в дальнем ее конце.

– Где? – крикнул он.

– Прямо здесь!

– Пять ярдов, – прошептала Ада совсем тихо, одними губами – я еле расслышала.

Фрэн сорвала лист папоротника, прикрыла лицо, словно веером, потом отбросила лист и послала в пространство воздушный поцелуй. Затем помахала маленькой изящной ручкой и игриво потеребила пуговки на купальном костюме. Она была невероятна. Моим словом дня было несравненный – «бесподобный, неподражаемый, ни с кем не сравнимый», – и это слово подходило Фрэн как нельзя лучше. Ни Лилли Лэнгтри, ни даже великая Сара Бернар с ней бы не сравнились. В ее жестах сквозили одновременно смелость и робость, и на Номер Шесть это действовало как красная тряпка на быка. Я все еще не видела его, зато слышала: он топоча помчался напрямик к папоротниковой поляне.

– Мэтти, давай! – прошептала Ада.

Я натянула веревку что было сил… и ничего. Наверное, мы проложили ее не в том месте, думала я. Мы все испортили. О господи. О нет. Только не это. Он догонит Фрэн, и тогда…

…и тогда веревка дернулась, запела, словно натянутая струна, и меня бросило вперед с такой силой, словно я поймала большую рыбу, и я ахнула в голос: веревка больно впилась мне в ладонь…