Съевшие яблоко

— Ты меня не понимаешь. Ян, — Мезенцев беспомощно покачал головой, — я же за тебя отвечаю. Я не злюсь и не буду тебя ругать, но я всегда должен знать где ты и до скольки там пробудешь. Это ясно?

Мальчик кивнул, хотя особого понимания в его глазах не было. И тут же боязливо спросил:

— А занятия? Дарья Петровна меня хвалит, только когда все получается. Мне очень надо, чтобы получалось — потому что я умный! — последнее слово он выделил интонацией как жизненно-важное.

И Мезенцеву вдруг снова стало пронзительно его жалко. Чудный милый мальчонка, а никто из взрослых никогда не любил его ни за что кроме интеллекта. Даже железная старуха Капитолина Елисеевна и глазом бы не моргнула в его сторону, не будь сирота Ян Романов таким умным. А тот из кожи готов был лезть лишь бы заслужить похвалу, даже не понимая, как это неправильно.

— Не до ночи, — безапелляционно покачал головой Мезенцев, — Ян, я не из вредности. Если взрослые устанавливают правила — это делается для тебя. А если с тобой что-то случится — виноват тоже буду я.

И тут мальчик вдруг озарился пониманием и даже весело рассмеялся:

— Да ничего со мной не случится! — тон его преисполнился великолепной неколебимой уверенности, — ты просто не знаешь! На самом деле попасть под машину у человека только один шанс примерно на шесть тысяч. Я сам считал! И есть только один шанс на девятьсот погибнуть насильственной смертью в возрасте до четырнадцати лет, а мне ведь еще нет четырнадцати. — Ян развеселился и совершенно успокоился. Наоборот он теперь явно чувствовал, что может блеснуть перед Мезенцевым и радовался до восторга.

В своих рассуждениях он упускал только один пункт логической цепочки. Ничего не происходило с восьмиста девяносто девятью детьми которых оберегали взрослые. А случалось именно с тем девятисотым, который по безответственности родителей вдруг оказывался без присмотра.

— Вот что, Ян, — Мезенцев постарался одним тоном показать, что возражений он не потерпит, — ты завтра идешь к этой Дарье Петровне? — тот, уже предчувствуя неладное, настороженно кивнул. Но Мезенцев предпочел сделать вид, что не заметил и решительно отрезал, — в десять часов я сам тебя заберу.

И он поднялся со стула:

— А теперь ешь и дуй спать.

И только когда Ян уже поев и почистив зубы мирно сопел на диване, у Мезенцева сами собой пошли в голове тезисы и заладилась работа. Может от облегчения, а может Еж все-таки был не прав и молчаливое присутствие ребенка само по себе вносило в душу умиротворяющий покой.

58

Семья Ставицких была полной, чем не могла похвастаться добрая половина одноклассников Киры. Никаких отчимов, мачех или сводных братьев. Первый и единственный брак, длящийся уже пятнадцать лет — ровно на два года больше, чем исполнилось единственной дочери.

Мать Киры — еще совсем молодая женщина — имела возможность не работать и заниматься собой, домом и Кирой. Потому девочка была обласкана, слегка избалована и росла, что называется, в тепличных условиях.

Отец — вечно занятый важными делами фирмы, уделял дочери значительно меньше внимания. Так повелось с самого начала, что мать всегда рядом — это привычное и постоянное, а отец — праздник. Но хотя в будни Антон Макарович Ставицкий не отрывался от телефона и, уходя рано, возвращался затемно, выходные он отдавал семье. Это был обычай, это бы ритуал.

Он забирал девочку из школы, сажал в свою большую машину, в которой уже ждала мама и они ехали в Москву. В парк, в кино, на каток, в кафе-мороженое или просто гулять по магазинам. И никогда отец не пропускал этого волшебного дня.

Кира любила его взахлеб, отец был и самым уважаемым и самым обожаемым взрослым. Никто не мог сравниться для Киры с папой.

Отчасти из-за такой на редкость счастливой семьи Кира не имела по-настоящему близких друзей. Не нуждалась в них. Все, что ей хотелось она могла рассказать матери. Будто та подружка, а не родительница. С одноклассницами же у Киры были отношения приязненные, ровные, но не особенно теплые. Чему способствовало еще и то, что Кире вольно или невольно слегка завидовали. Все в ней сложилось. Хорошенькая, как куколка, нарядная, умненькая, обласканная. С состоятельныыми родителями.

На улицах Киру гулять не тянуло, к буйным подростковым развлечениям она тяги не имела. А мальчиками пока не интересовалась.

Все самое важное в жизни Киры пока было здесь — дома: папа и мама.

— Нет не пойдешь! — визг матери Кира услышала еще до того как полностью открыла дверь, возвращаясь из школы. Он будто разрезал воздух и сердце у девочки упало. Она вся съежилась, замерев у порога и втянув голову в плечи.

А изнутри неслись крики, звон, хлопанье дверей. Там снова ругались родители.

— Я твоя жена, забыл?! Что, я не знаю, когда ты врешь?!

И ругались уже не в первый раз.

Сумка девочки как-то сама собой, без ее помощи легла на обувницу. Очень-очень тихо. В противовес громовым воплям, разносящимся по дому. Так же машинально Кира сняла и куртку и ботинки. На негнущихся ногах принялась красться в спальню.