— Да то, что лох он. Деньги брать стыдно, — горячился Мезенцев.
— Ну а чего стыдно? — рассудительно хмыкнул Кондратьев, глядя на Мезенцева краем глаза. Внимательно и немного насмешливо. — Ты его предупредил?
— А-то, — досадливо отмахнулся тот, — что выиграю сказал, что исполнительный получит. Только вот ясно же, что может его в сортире приклеить. Нету там денег, не-ту. И не будет. Только на суд потратится.
— Ну а он что? — Еж хмыкнул — он бы, конечно, не стал предупреждать. Кондратьев всегда считал, что лохи сами должны расплачиваться за собственную дурь и учиться на своих ошибках.
— Да что он?! Дурак восторженный. Смотрит на меня преданно: "давайте попробуем, давайте попробуем".
Ген директор ООО "Маячок" был прекрасен в своей неизбывной простоте. Он смотрел на адвоката с восторгом первоклассника перед Дедом Морозом и мыслил категориями "по-человечески" и "ну я ж по-честному". Махал лопатообразными руками с закатанными чуть не до подмышек рукавами и сидел на собственном вполне приличном, но сильно мятом пиджаке. Категории "балансовое имущество", "основные средства", "исполнительный лист" туго доходили до его сознания. Зато через край било желание "рассудить, значит, по-справедливому", в чем адвокату отводилась ключевая роль.
— Ты мне скажи, как он простота деревенская с такой наивностью бабки зарабатывает? — вопрос был риторический и ответа не требовал.
Вместо ответа отхлебнули по пиву и потянулись за закуской.
— Не кипишись, Мальчик-с-бородой, — Еж снисходительно усмехнулся, — дураки, на практике, лучше платят.
В том, что клиент заплатит у Мезенцева и у самого сомнений не было, и это было самым неприятным. Он наперед знал, как сложится процесс: ответчики в суд не явятся, скучающий судья без вопросов удовлетворит иск. А Мезенцев, мучительно краснея, что не скроешь никакой бородой, будет брать гонорар. Потому что денег по этому исполнительному листу его клиент в подлунном мире не получит никогда.
Это понимал и Еж, так что спор их выливался в чисто этический момент: а не стыдно ли брать такие деньги? И Мезенцеву очень хотелось чтобы ему доказали, что не стыдно. Потому что дополнительные финансы сейчас очень бы не помешали.
Кондратьев будто услышал эти мысли:
— Ладно, не дури. Нечего благотворительность разводить, а то так всю жизнь и будешь с голой жопой носиться. Давай-ка лучше выпьем за детей, — и поднял пивную бутылку.
— Погоди-ка, а чего-это он в подъезде забыл? — вдруг спохватился Мезенцев.
Когда он распахнул дверь в коридор в лицо пахнуло сквозняком. Но по счастью ребят он увидел сразу же. Они мирно сидели на подоконнике, вместе с девочкой-одноклассницей, которую Мезенцев смутно помнил, не раз видя в школьном дворе.
При виде самого Мезенцева дети мгновенно притихли, будто таили страшные секреты, и уставились четырьмя настороженными глазами.
— Вы чего тут толчетесь? — для порядка тот строго сдвинул брови. Девочка еще больше смешалась. Но молодой человек не собирался ругаться, — Ян, тебя воспитывали волки? Раз к тебе пришли гости — проводи свою барышню в квартиру.
Никогда еще тому не приходилось приводить домой гостей — это отлично понимал и сам Мезенцев. Какие могли быть гости в доме, где сам-то Ян был не к месту. К тому же у него были проблемы с общением, это бросалось в глаза с первого взгляда. Ян никогда даже не упоминал о том, чтобы разговаривал с кем-то из сверстников.
И потому появление этой девочки Мезенцева обрадовало. И наполнило глуповатой, но трогательной гордостью. Значит Янка рос — социализировался. К тому же, это была отличная возможность показать, как себя ведут воспитанные люди. Так, как ему самому с детства вдалбливала мать — оставить человека за порогом верх невоспитанности, непростительный проступок.
А девочка была милая, скромная, застенчивая. Она забавно смущалась, даже покраснела.
— Здравствуйте, Никита Олегович, — не поднимая глаз, промямлила она, но потом бросила на него короткий, странно-любопытный взгляд.
Нос у нее был красный и опухший, как-будто она перед этим долго плакала и беспрестанно его терла.
— Здравствуй, — доброжелательно кивнул молодой человек, пропуская детей в квартиру. Янка влетел пулей, гордый и счастливый. Девочка вошла медленно и неуверенно, будто не зная правильно ли поступает.
Мезенцев за ее спиной подал знак глазами. И Ян, как ни удивительно, понял: развил тараканью активность, взял у девочки куртку, повесил на крючок, пристроил на обувницу ее рюкзак и достал серые мохнатые "гостевые" тапки.
Мезенцев потеплел от гордости.
Когда он вернулся в кухню, Кондратьев с усмешкой дорезал палку колбасы. С удовольствием сунул в рот оставшийся жирный сморщенный хвостик и промычал:
— Завидный ты… — со смаком облизал лоснящиеся от жира пальцы, — …родитель.
Мезенцев бросил взгляд на пивные бутылки и початые стаканы и прикрыл дверь.