Съевшие яблоко

Вязкая тишина спальни звенела в ушах. Когда Кира была маленькая, она боялась тишины и верила, что из-под кровати вылезет монстр. И тогда приходил папа — приходил и утешал.

— …я в эту долбаную квартиру цвет стен выбирала, понимаешь? Занавески выбирала, я сама откосы красила! А теперь, в этой квартире…

— …да ничего в ней нет! Койка там есть! Койка, понимаешь?! Ничего — пустые стены и кровать посредине!

Отец ночевать не пришел.

65

— Здорово, орел! — встопорщенный больше обычного Кондратьев распахнул дверь, впуская гостей в свою квартиру, и залихвацки протянул мальчишке руку.

— Привет! — Ян с такой же удалью скопировал жест и шлепнул ладошкой по руке мужчины. После чего беззастенчиво влетел в квартиру.

Следом ввалился Мезенцев, прижимая к себе груду разъезжающихся папок.

— Привет, — вместо рукопожатия неловко сплел с рукой приятеля пальцы и тут же свалил папки на обувницу. — Ничего не трогай, ты не дома! — гаркнул он уже в спину мальчишке — тот давно скинул ботинки и забежал в комнату.

Еж только хохотнул, туда же вдогонку крикнув:

— Трогай, трогай!

Мезенцев коленом поправил разъезжающиеся папки и принялся расстегивать куртку. В отличие от Янки, он вполне осознавал, что Кондратьев не любит гостей, и потому чувствовал себя скованно.

За пять лет, что они приятельствовали Мезенцев был здесь всего дважды, по делам фирмы, заскакивая буквально на секунду. И, несмотря на то, что с виду Кондратьев казался радушным хозяином, остро чувствовалось — гости его стесняют.

Сегодня же Мезенцеву пришлось не просто прийти, но и притащить с собой одиннадцатилетнего непоседливого и шумного ребенка. Нельзя же было оставить его на несколько часов в машине.

Впрочем, по Кондратьеву нельзя было сказать, что он чем-то недоволен.

— Ух ты! — восторженно выдохнул в комнате детский голос и тут же последовал вопрос, — это твои книжки?

— Нравится? — Еж довольно хохотнул и, войдя вслед за ним, хлопнул мальчика по плечу. Папки Мезенцеву снова пришлось тащить одному.

Он знал, что так поразило Яна — книжные шкафы. Бесконечные стеллажи от пола до потолка занимающие три стены из четырех возможных.

Квартира эта как-то парадоксально не сочеталась с тем Ежом, которого знали и любили-не любили в конторе. Можно было ожидать, что все здесь завалено пивными бутылками, коробками из-под пиццы и грязной одеждой. А из "литературы" одни порножурналы.

Но нет, квартира Кондратьева походила на дом филолога-интеллигента. Книги-книги-книги, картины. И пианино в углу.

Так что Мезенцев чувствовал себя не в своей тарелке, остро ощущая некую сакральную ценность жилища Ежа, и чувствуя, что вторгается в самое личное.

Ян таких тонкостей еще не понимал.

Мальчик восторженно хватал книги, перебирал бесконечные ряды, от восторга и алчного вожделения приоткрыв рот. Глаза его "горели неугасимым огнем".

— Нравится? — Еж отчего-то выглядел очень довольным и такое самоуправство даже поощрял, чего никак не мог одобрить Мезенцев. — Вон ту еще полку глянь, — советовал он время от времени, — интересно? — и заговорщицки подмигнул, — у меня в той комнате еще есть. Иди посмотри! — проследил, как пацан скрылся в спальне и вполголоса добавил, — во-во вали, дай взрослым дядькам поработать. — Крякнув, подтянул пузырящиеся на коленях шаровары и уселся у рабочего стола.

Мезенцев тоже глянул на дверь, на всякий случай уточнил:

— Он у тебя там порнуху не найдет?

Кондратьев глумливо хмыкнул:

— Ну и найдет — ничего не случится. Одиннадцать лет мужику — пора приобщаться. — И тут же примирительно пожал плечами, — да не найдет он ничего. Садись, — и кивнув на папки спросил, — чего припер?

Мезенцев тоже с облегчением свалился в кресло — мебель у Кондратьева была удивительно удобной. Мягкой, глубокой и комфортной. Эти кресла были прямо созданы для того, чтобы проводить в них часы с хорошие книгой. Не квартира, а библиотека.

— Дела Степаненковские.

— Че так? — Еж нацепил на нос очки, приоткрыл первое дело, без интереса принялся листать.

— Он завтра в Питер едет, — Мезенцев оправдывался, будто это не Леонид Константинович, а он сам свалил в командировку, не удосужившись предупредить. — Просил подменить. Говорит, в Верховный переходит…

— Пиздит. — Кондратьев злорадно ухмыльнулся. С отвращением захлопнул папку и развалился в кресле, облокотившись о спинку, — а чего мне-то припер? — он кивнул на заваленный стол, — мог бы и сам взять. Для карьеры полезно.

Для карьеры и в самом деле было полезно. Связи, контакты, клиенты. Гонорары такие, какие раньше и не снились. Но было бы крайне наивно рассчитывать, что Степаненко отдаст дела вчерашнему практиканту, а не старому товарищу.

Мезенцев хмыкнул:

— Отдаст он их мне, как же.

Еж посмотрел на приятеля и скривился:

— Козел наш Евгений Константинович.

— В смысле? — слегка даже опешил Мезенцев. Степаненко был в конторе крут как никто. У него была обширнейшая клиентская база, он консультировал холдинги, вел большие процессы, а в самой конторе появлялся раз в полгода — брезговал.

— Козел и мудак, — подтвердил свою мысль Кондратьев, лениво и презрительно.