Съевшие яблоко

— Ты его не слушай, не нужен он нам, — хотя Ян и не думал слушать, он пока что ориентировался в своем мире только на слова и поступки Лизы. Но она говорила больше себе, чем ему, крепко держа мальчика руками, и со строгостью взрослой твердя в лицо, будто он мог ей возразить.

— Плевать нам что они все говорят. Плевать на старика, ничего нам от него не надо.

Она сновала по комнате из угла в угол, таская на руках своего безмолвного собеседника. Тот только таращил на нее внимательные недоуменные глазки.

— Ты его никогда не слушай, — резко обращалась она к братишке, — И жаловаться к нему не бегай, — уставилась в лицо таким горящим взглядом, что мальчик поспешно и бездумно закивал головой.

Это согласие будто немного успокоило девочку и она уже тише, даже со злорадной радостью ему зашептала:

— А эта свое еще получит. Завтра все получит, — девочка уверенно кивнула, победно вздернув подбородок, — я завтра в школе все Никите расскажу. Все-е! — последнее слово она протянула особенно мстительно, — будет знать как ябедничать ходить.

Мальчик слушал ее очень внимательно и доверчиво, не спуская глаз с лица сестры, и от этого она чувствовала какую-то запальчивую уверенность. Когда братишка такой маленький и ничего сам не может, как-то стыдно самой плакать, ведь она взрослая. Лиза ему даже улыбнулась чувствуя гордость от того, что она сама одними своими словами успокоила малыша и от того как он ей верит. И доверительно добавила:

— Ты не смотри, что Никита такой увалень. Он хороший. Эта, — девочка неприязненно мотнула головой в сторону двери, — его вообще не знает. Он клевый. И добрый. — Лиза вдруг отчаянно крепко прижала к себе мальчика, — эти все злобные сволочи. А Никита нормальный пацан — правда. Он вступится.

Она так и ходила еще какое-то время по комнате с братишкой на руках, чувствуя, что ей стало хорошо и спокойно. Потому что внутри утвердилась уверенность, что у нее есть друг, который может и не сможет ее защитить, но уж точно встанет на ее сторону. А когда кто-то есть на твоей стороне, пусть он даже мямля и маменькин сынок, все равно уже можно жить и ничего не страшно.

27

Конечно в школе про Лизу узнали. Если бы не звонили утром просить телефон профессора, может и обошлось бы. Но нет.

Когда Лиза наконец пришла на уроки, литература и русский прошли спокойно. А вот третий — английский у классной. И та буквально поджидала сидя за столом:

— Романова!

А Лиза еще и порог не успела переступить. Так и простояла все терзания в дверях, не поднимая головы, уже и звонок прозвенел все сели по своим местам, а классная все кричала.

И через открытую дверь слышно было во всем длинном коридоре.

Лиза молчала. И классной молчала, и на следующий день, и через два и через три. Угрюмо смотрела в парту, не поднимая головы и не отвечая на подначки. И так же хмуро бредя домой после уроков. Никиту она три дня не видела, хотя и ждала у турников по несколько часов.

Одноклассники толком ничего не знали, распускали слухи. Переговаривались за спиной. Снедаемые любопытством "девочки классной", даже снизошли до того, чтобы заговорить. Сначала долго пихали друг друга локтями, хихикали и тыкали в нее пальцами, а потом нехотя и с дурацкими ужимками кинули пару слов, вроде как приглашая вместе идти в столовую, но на деле просто хотели расспросить. Лиза не ответила.

Не отреагировала она и когда учительница географии, придав лицу предельно доброжелательное и насквозь фальшивое выражение попыталась, что называется, поговорить по-душам. И вот так запросто, походя достучаться до глубин Лизиного сознания, разом побудив ее на откровенность. Лиза угрюмо молчала.

Она зареклась: не просить прощения, не каяться, не плакать. И пусть думают, что хотят. Пусть болтают за спиной, смеются, обзываются и приписывают что угодно — ей будет все равно. Лиза твердо себе это пообещала и не собиралась отступать.

Ведь был Никита. А имея за спиной дружеское плечо, впутавшись в неприятности не в одиночку можно все вытерпеть. И все что думают о тебе окружающие, чужие и враждебные люди не будет иметь значения, если ты сама этого не хочешь.

— Романову к директору!

Лиза вздрогнула и оторвалась от своих размышлений, мигом почувствовав как от щек отлила краска и пальцы стали мокрыми. По классу прокатился рокот — одноклассники оживились.

В дверь класса просовывалась сморщенная, как мордочка черепахи голова пожилого завуча. Еще большее сходство с рептилией придавали ей огромные круглые очки, водруженные на нос.

Учительница математики брезгливо поджала губы:

— Куда спешить? У нас контрольная идет. — Ей, конечно, было все равно какой разнос учинят Романовой, ей просто не хотелось потом задерживаться после уроков.

Но изрытое морщинами лицо завуча озабоченно нахмурилось и она скрипучим старушечьим голосом отрезала:

— Марьяна Викторовна сказала сейчас, — беспрекословно отчеканила последнее слово, с верноподданническим рвением выполняя указания директрисы.

Директриса нашла время для Романовой только через четыре дня после инцидента.