Съевшие яблоко

Денис Матвеевич посмотрел на нее брезгливо, одновременно с недоумением и испугом. Посмотрел на нее с таким выражением лица, с каким смотрят на людей, которых подозревают в помешательстве, и недоуменно переспросил:

— Что зачем?

Но Лиза ответила на удивление спокойно, следуя четкой логике какой-то засевшей в голове мысли, что само по себе было ей несвойственно, особенно в последние годы:

— Зачем ты нас взял? — пояснила она тихо. Но вдруг резко обернулась: лицо ее мгновенно изменилось, загорелось, она вспыхнула до корней волос. Перекосилась в гримасе отчаяния и закричала, — зачем?! — И сама же безапелляционно ответила на свой вопрос — уж она-то знала ответ наверняка, — хотел всем показать, какой ты добренький, — последнее слово она произнесла злым сюсюкающим голосом, — хорошенький. Детишек приютил. — И с яростной ненавистью выкрикнула, — хотел всем понравиться, чтобы все восхищались. А мы же тебе нахер не нужны! Зачем ты нам жизнь испортил?! — в ее голосе зазвучало такое исступление, такое отчаяние, что будь на месте Дениса Матвеевича чуть более чувствующий человек, он бы понял насколько глубокий нарыв у нее внутри. А Лиза уже не могла остановиться, — ладно, ебать, я конченная! Похуй-похуй! Но Янка-то?! Янку бы взяли, понимаешь, урод?! Он был маленький! Его бы взяли — его бы любили! У него была бы мать — настоящая, нормальная, которая бы о нем заботилась! — и снова в бессильной исступленной ярости она сжала кулаки и затрясла ими над головой, так ни на что и не обрушив. Глаза ее были зажмурены, лицо искажено.

Но тут силы кончились и запал погас. Лиза разом сникла, сжалась. Бесшумно опустилась на табурет, так, словно у нее подкосились ноги. И напоследок только простонала:

— Это все ты…

Денис Матвеевич опешил, на какую-то долю секунды растерялся, лицо его приобрело непривычное жалкое выражение. Но тут же резко повысил голос и не к месту тонко взвизгнул:

— Не смей при мне материться! Я тебе не из этих твоих… — он мотнул головой и с омерзением передернулся, не уточнив кого имеет ввиду. И привычно зачастил, — совсем распустилась: как ты со мной разговариваешь, что несешь. Совсем уже с ума сходишь.

Он что-то еще говорил, говорил… Но слова сливались в ушах Лизы в единый звон. Она сидела, опершись о стол, обхватив голову руками, и мерно раскачивалась, едва слышно сама себе шепча:

— Козел, какой же ты козел… Козел.

Она уже больше ничего не слышала.

39

Школьные драки между учениками — вообще вещь неприятная. Она ставит учителя в довольно щекотливое положение. Особенно если пострадавший ребенок тихий, робкий и не драчливый. С такой проблемой надо разбираться.

Выяснять причину, доискиваться и наказывать виноватых. Выслушивать обе родительские стороны. Крики, вопли, слезы, споры.

Гораздо проще, когда родителей нет.

Никто из учителей не поспешил первым ввязываться в эти дрязги. Конечно, будь на месте железная старуха Капитолина Елисеевна, та бы непременно затеяла скандал. Но по счастью она оказалась на больничном, что для классной послужило доказательством бытия Господня. Разбитый нос и ссаженная коленка не стоили таких нервов.

Кроме того, опытные учителя понимали: вмешиваться — значит только обострять конфликт. А оставить миром — может и само рассосется. Дети есть дети.

Поэтому учителя отмалчивались и старались взглядом на мальчике не задерживаться. Все-таки смотреть на детские синяки — дело неприятное, а каждая учительница и сама мать.

Зинаида Петровна — "англичанка", как звали ее ученики — грузная, грубая, немолодая и вечно пахнущая столовкой женщина, едвазаметно поджав губы, бросила взгляд на последнюю парту, откуда Романов отчаянно тянул руку. Лицо у мальчика отекло, и синяк от брови стек под глаз. Губы спеклись в жесткую корку, что однако не мешало ему перебивать и выкрикивать с места.

"Англичанка" глянула на вытянутую руку и решительно отвернулась:

— Вешников, отвечай, — раздражённо дала она слова на перевод, — в комнате три стула.

Она была не самым сильным педагогом — английский в классе знали плохо. Ученик молчал.

— Ну? — учительница была уже готова помочь, — три стула в комнате, — самым тупоголовым она давала наиболее простые задания, чтобы потом сделать вид, что весь класс движется равномерно.

Романов на последней парте отчаянно затряс рукой и приподнялся на стуле. Зинаида Петровна снова почувствовала себя неприятно при виде его лица.

— Вере… — отвечающий поискал ответ на потолке, подумал, потом медленно, будто ему мешал язык промямлил, — из фри чеаз ин зе рум…

— Не "is", а "are" — это же множественное число, ты что дурак? — тонкий голос Яна Романова прозвучал звонко и безжалостно.

— Романов! — Зинаида Петровна прикрикнула и слегка стукнула по парте толстой рукой с обрубками ногтей.

Она неприязненно покосилась на последнюю парту и поймала себя на кощунственной мысли, что мало ему досталось. Но тут же себя одернула.

Романов упорствовал:

— Так неправильно же!