Съевшие яблоко

[1] Wardrobe (англ.).

40

К ночи ничего не изменилось. Лиза так и не появилась. Ян при свете настольной лампы разложил учебники, словари, справочники, ручки, стопки тетрадей. И принялся делать уроки. То что задали и не задали, обязательно и не очень. То, что еще не проходили, но скоро будут. Или не скоро. Или вообще не будут.

Все двери внутри квартиры были распахнуты настежь. В ванной горел свет. Оттуда доносилось тихое журчание воды. Там никто не мылся, Ян был один. Он сам включил воду, потому что с ней было не так страшно и казалось, что дома есть кто-то еще.

Мальчик на мгновение прислушался и насторожился — раздался шелест лифта, звук открывающихся дверей. Но шаги в очередной раз простучали в другом конце коридора, и ключ заскрежетал в двери соседской квартиры. Ян разочарованно уткнулся в тетрадь.

Стрелки часов медленно подползли к двенадцати. Потом к половине первого, к часу.

Когда, наконец, раздался звонок в дверь, мальчик уже ничего не ждал. Но тут же подорвался со стула и бегом кинулся в коридор.

На пороге стояла Лиза. Страшная Лиза с перекошенным лицом и дикими пустыми глазами.

Такой сестру Ян не видел никогда.

Мальчик замер на пороге, вцепившись в ручку двери. И когда Лиза сделала один неуверенный шаткий шаг вперед, невольно отшатнулся с ее пути.

Та, не глядя на него, шагнула еще раз.

И повалилась лицом вниз в коридоре. С задетой обувницы с грохотом посыпались забытые колбы крема. В ночной тишине грохот падения показался Яну неестественно громким. И долгим. Будто она все падала и падала и никак не могла достичь пола.

А застыв на потускневшем затертом паркете, Лиза уже больше не двигалась. Ян тоже. Несколько бесконечно длинных секунд он стоял возле сестры, тело которой почти касалось его босых ног, и не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. А отмерев с истошными криками кинулся к ней:

— Лиза-Лиза, ты чего?

Все происходящее еще казалось ему сном. Лиза просто шутила — играла с ним! Вот сейчас она вдруг схватит его за плечи — он испугается от неожиданности — а сестра рассмеется: "ааа! трусливый тигр".

Но она лежала. Лежала и молчала.

— Лиз, Лиза, вставай! — затряс он ее за плечи. — Вставай! — кричал громко и отчаянно.

Куртка была грязной, жесткой, скользкой. Мокрой — хотя и не было дождя. Мальчик тряс, а голова сестры дергалась и с отчетливым звуком ударялась об пол. Страх висящий в воздухе наполнял его рот кислым и томительным.

А Лизе неудобно было лежать — так криво изогнулось ее тело. Мальчик пыхтя и оскальзываясь потянул — перевернул ее на спину. И тут только будто начал видеть: паркет, коленки, свои руки!

Вскрикнул и так и сел на пол, отшатнувшись назад. Ладошки и пальцы покрывала жирная маслянистая пленка густо-красного почти черного цвета. И тяжелый металлический запах, который висел сейчас в воздухе вдруг показался ему знакомым. Так пахла его собственная кровь на школьном дворе.

— Лиза, Лиза, пожалуйста! Пожалуйста, вставай! — закричал мальчик. Ему было очень страшно и нужен был взрослый у которого можно искать защиты, который все уладит.

Но единственной взрослой у него была Лиза.

Она не шевелилась и не отвечала. А Ян уже почти не слышал собственного голоса, доносящегося до него, будто через горлышко бутылки: "Лиза, тебе больно? Ли-за-а…"

Мысль о скорой помощи пришла к нему довольно поздно. Для этого ему сначала пришлось поверить, что Лиза действительно лежит в кровавой луже на полу. И осознать себя — с мокрыми окровавленными коленками сидящего рядом.

Но как только пришло это ощущение, пришла и мысль о телефоне и мальчик оскальзываясь, не то бегом, не то ползком, спотыкаясь и хватаясь за стены, кинулся в комнату. Набрал номер, закричал в трубку звонким срывающимся голосом:

— Пожалуйста, приезжайте, у меня сестра… У нее кровь!

Женский голос на том конце провода был скучлив и равнодушен:

— Имя-отчество?

Ян не чувствовал самого себя — не верил. Даже в комнату эту не верил, в телефонную трубку. Кто-то другой, не он отвечал неспешному голосу на том конце провода, называл имя и фамилию, год рождения. Кто-то другой рассказывал что случилось, что он видел.

Скорая помощь приехала только через час. Самый долгий, самый мучительный час в короткой жизни мальчика. Раньше ему казалось и даже часто снилось во сне, что самое страшное — это не знать ответа, если тебя спросят на уроке, ошибиться и потерпеть неудачу. В таких снах он покрывался липкой испариной, разучивался говорить, леденел, а потом просыпался в холодном поту. Но оказалось, это совсем не то.

Страшно — это сидеть на полу, рядом с лежащей сестрой, чувствовать как на щеках и пальцах засыхает, спекаясь в тянущую корку кровь, ощущать ее запах. И бояться прикоснуться к телу, потому что пальцы и щеки у Лизы странно холодные и какие-то рыхлые на ощупь.

Все эти долгие шестьдесят минут он сидел на корточках, подсунув сестре под голову чистое полотенце, а другое прижимая к ее животу — туда, где было больше всего крови, и чувствуя как оно становится мокрым и горячим. И звал Лизу.