Съевшие яблоко

— Наш кабинет, — пояснил Мезенцев и провел мальчика внутрь, держа того за плечо. — А это, — глянул на Кондратьева, слегка нахмурился и с нажимом представил, — Егор Константинович. — По правде говоря, он бы предпочел, чтобы именно сегодня приятель выглядел солиднее. Таким, каким он был на деле — увесистым, дорогим адвокатом с репутацией. А не таким, как обычно. В глубине души Мезенцеву льстило восхищенное уважение в глазах ребенка, даже не хотелось разрушать этот сияющий ореол.

А неопрятный дядька в мятой рубашке, сидящий на столе и капающий на пол майонезом солидного впечатления не производил и вряд ли мог вызвать уважение.

Еж же на Мезенцева даже не взглянул, сконцентрировав взгляд на его спутнике. Сделал преувеличенно серьезное лицо, вытер жирные пальцы о лежавший на столе лист бумаги и важно протянул руку:

— Ну здравствуй, — и заговорил таким тоном, будто беседовал с равным.

Ян от удовольствия залился краской как маков цвет:

— Ян Романов. — И очень сосредоточенно пожал протянутую ладонь. Лицо его при этом приобрело крайне сосредоточенное выражение. Мальчик внимательно посмотрел на встрепанную голову Ежа, его небритый подбородок и с недоверчивой проницательностью спросил, — а что, Никита вас тоже Егор Константинович зовет?

Даже он должен был видеть, что Еж значительно старше Мезенцева, но и Яну нелепость этого словосочетания казалась странной. Абсолютно неприменимой к выражению лица Кондратьева.

— Не-е, — Еж снова с аппетитом откусил от шаурмы и продолжил с набитым ртом, — он меня Еж зовет. — И благодушно кивнул, — и ты зови.

Мезенцев вспыхнул. Еж вел себя несерьезно. И вовсе ни к чему было учить одиннадцатилетнего пацана всех взрослых подряд называть по имени. Тем более по прозвищу.

Кондратьев же на его предостерегающие взгляды не обратил никакого внимания. Ян тоже. Он, польщенный вниманием, уже радостно трещал:

— Ладно. А вы тоже юрист? — в то, что адвокатом может оказаться и Еж, ему почему-то поверилось легко. Что Мезенцева слегка задело.

— Угу, — Кондратьев кивнул, рот и пальцы его лоснились от жира.

Мезенцев нахмурился и взял мальчика за плечо:

— Ты сюда зачем пришел? — развернул его к окну, — хотел посмотреть где я работаю? Вот садись за тот стол.

Ян не возражал. Потеряв Кондратьева из виду, он тут же о нем забыл и с таким же наивным интересом принялся за новую игрушку, скрипнув стулом и плюхнувшись на сиденье. Ладошки его тут же заелозили по столешнице.

Никакой неловкости или смущения он не испытывал. Не спросив разрешения, принялся раскрывать все папки подряд и с любопытством изучать их содержимое. Он впервые в жизни держал в руках настоящее "всамделишное" юридическое дело и пребывал в полном восторге.

Он снисходительно улыбнулся. Нагоняющих ужас копий протоколов и фотографий в его столе не было — Мезенцев уголовных процессов не вел. Такими был напичкан стол Кондратьева. Дела там были такие, что Мезенцев сам слегка вздрагивал от воспоминания.

А Ян уже без разрешения включил компьютер и распахнул дверцу тумбочки.

Мезенцев, следя за ним краем глаза, облокотился о стол рядом с Ежом. Тот тоже поглядывая на пацаненка будто ненароком спросил:

— Сколько лет?

Никита рассказывал о том каждый понедельник. Всегда, когда ездил в Балашиху и проводил время с чужим ребенком. И с восторгом первооткрывателя делился впечатлениями от нового неизведанного им материка — дети. Так что о Яне Кондратьев знал все — во всяком случае все, что знал сам Мезенцев.

Не знал разве что о Лизе — но это было уже незначительно.

— Одиннадцать.

Кондратьев подцепил двумя пальцами длинный лохм капусты, случайно выпавший у него на стол, и бросил его в опустевшую уже бумажку:

— Трудный возраст.

Мезенцев немного беспокойно глянул на коллегу. У того рос сын и Кондратьев должен был знать о чем говорит.

— Почему?

Но Еж только ухмыльнулся и глубокомысленно хмыкнул:

— А у них все возраста трудные.

Мальчик выдвигал ящики стола. В них отродясь не было ничего интересного: кнопки, скрепки, ручки и степлеры. Но тому все было страшно интересно. Он любопытно совался на каждую полку, то и дело водя локтем в опасной близости от забытой на столе кружки.

— Он сирота. — Непонятно для чего пояснил Мезенцев.

— Понятно. Ну, — Кондратьев удовлетворенно кивнул, — ни одному пацану мужская компания не помешает.

Бам!

Ожидаемое, наконец, случилось и Ян смахнул-таки кружку со стола. Она не разбилась, а с гулким клацаньем покатилась по полу. Девочки-практикантки недовольно подняли головы.

Мальчик тоже испуганно вжал голову в плечи, глянул на Мезенцева и нырнул под стол подбирать.

— Ты часто к сыну ездишь? — Мезенцев посмотрел на приятеля.

— Часто, — обычно Еж на такие вопросы отшучивался, но на этот раз ответил серьезно.

— И что вы делаете? — Мезенцев несколько конфузился, но ему очень нужен был совет. — Что они вообще любят в таком возрасте?

Еж понимающе усмехнулся, сминая в больших руках мокрую оберточную бумагу. Метким броском отправил ее в корзину и, вытирая о джинсы руки, спрыгнул со стола:

— Щас, разберемся.

Вальяжной развалистой походкой подошел к мальчику, облокотился о стол и протянул: