— Подавится, старая кляча. — Еж мог себе позволить без утайки честить коллег и даже в глаза над ними насмехаться. Иногда те не понимали, что над ними смеются, иногда понимали — но в обоих случаях ничего не могли поделать. — На, подаришь, — и Кондратьев, неожиданно сменив тему, метким ударом колена перепульнул мяч Мезенцеву. Тот машинально поймал. А Еж закончил мысль, — растет задрот с книжками, спортом надо заниматься.
Мяч был хороший, добротный и стоил не меньше трех штук. Еще пах свежей кожей.
Мезенцев слегка опешил. Но Еж уже повернулся и распахнул конторскую дверь. На лбу его блестели капли пота.
Никита не удержался — пару раз ударил мячом об асфальт, и тот пружинисто вернулся в руки. Ему как мальчишке вдруг тоже остро захотелось побегать по двору, позабивать голы, но взрослому — нужно было работать.
На предложенные деньги Кондратьев ответил категорическим отказом. Вытирая пот отрезал, что за подарки денег не берут:
— На крайний случай, не будешь знать что делать — бери мяч, веди на улицу, — пыхтел он, пытаясь отдышаться в душном конторском кабинете, — это они хоть понимают. Разговаривать — это еще суметь надо. А тут — знай пинай.
Мезенцев хмыкнул:
— Ладно, но все равно неудобно как-то, а за совет спасибо. Мне дельные советы сейчас пригодятся.
— Это был не дельный, — Еж плюхнулся на вертящийся табурет, — но могу дать и дельный.
И неожиданно спросил:
— У тебя в детстве собака была?
— Нет, — в школе хотелось, но не разрешала мать. А потом стало уже не надо — лишние заботы.
Кондратьев, будто и ждал такого ответа, отрезал, с неожиданной серьезностью углубившись в документы:
— Не лезь к нему.
— В смысле? — от неожиданности Мезенцев опешил, раскрыв портфель и не достав папки.
— Да вот просто не лезь и все.
Мезенцев резко захлопнул и швырнул портфель на стол:
— Вот просто? — он повернулся к Кондратьеву, — а то, что на него в жизни никто больше пяти минут времени не потратил? Он тебе что — собака? Он ребенок. Для меня эти три часа в неделю ерунда. Не о чем разговор вести.
Кондратьев, включающий свой компьютер, на минуту поднял голову, как-то необычайно внимательно посмотрел, а отвернувшись бросил:
— А думаешь, он это понимает?
Мезенцеву кровь бросилась в лицо:
— Да какая разница? Ребенок же счастлив. Он может за всю жизнь столько радости не видел. Ты бы видел как он меня ждет! Приезжаю — радуется, за мной хвостом ходит. Ждет. И вот просто не приехать?
Но Еж неожиданно потерял интерес к разговору. Он и не извинялся и не спорил — вообще занимался своими делами, будто беседа его и не касалась.
Тут еще совсем некстати в кабинет заглянула Марья Павловна, пришлось замолчать.
Потом Мезенцев еще долго доказывал, непонятно кому: то ли себе, то ли Ежу, как мальчик к нему привязался, как ждет чтобы к нему приехали, сколько у него радости бывает.
Но Кондратьев уже не слушал и мало-помалу Мезенцев умолк.
И почти уже успокоился и забыл о разговоре, когда полчаса спустя Еж сам вдруг громко стукнул выдвижным ящиком:
— Ты в карты-то играешь? — голос его был снисходительно-весел, как ни в чем не бывало, будто и не велось никакого спора.
Мезенцев за заведомостью ответа вопрос проигнорировал. В карты все играли, просто с разной степенью мастерства. Конторские геронтократы частенько собирались в офисе среди ночи с ящиком пива и резались в покер. Но Мезенцев в этих посиделках участия ни разу не принимал и толком даже не знал покерных правил.
— А пацана не учил? — Еж все так же беспечно улыбался, неспешно тасуя выуженные из глубины ящика карты, они послушно мелькали в его ловких руках.
Все еще раздраженный Мезенцев коротко глянул и огрызнулся:
— А курить в подъезде его не поучить?
Но Еж только добродушно посмеялся:
— Дурак, — карты в его руках замелькали быстрее, чередуясь едва уловимо для глаза, — гляди и внимай.
Кондратьев поудобнее устроился на стуле и с веерной быстротой принялся метать их на стол.
50
В следующее воскресенье Мезенцев забрал мальчика с самого утра и увез на целый день. И поначалу брезгливо скривившийся "фокусы — это же просто ловкость рук" мальчик, уже через пять минут смотрел круглыми от восторга глазами. Какие фокусники? Фокусники, те что с ловкостью рук, были все остальные. А Никита сейчас творил для него настоящие "всамделишные" чудеса. И пусть о половине секретов мальчик догадался сам, половину показал Мезенцев — восторга это не уменьшило. Когда Ян начал "творить чудеса" сам, его стало даже больше.
Весь день они провели за городом, ездили в лес: лазили по оврагам, искали старые, давно сгнившие изнутри мухоморы. Ян с разбегу на них прыгал и с воплем разминал в лепешку. Собирали сучья, жгли костер на берегу. Мальчишка весь исцарапался и перемазался в золе. Лезть в ледяную воду озера Мезенцев конечно не позволил, зато фотографировать на собственный телефон клубящуюся дымку — сколько угодно.
Показанные под конец фокусы окончательно убедили мальчика, что это лучший день в его жизни. Он в очередной раз, возя ладошками по заднему сиденью машины, собрал карты в кучу и уложил колоду: