Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр

Я думаю, что это был страх перед тем, что из себя реально представляет содержание песни или что в ней может подразумеваться, в большинстве случаев они даже не слушали музыку. И вот теперь прошло столько лет, а подозрение, не подброшу ли я какую-то хитроумную шутку, никуда не делось. Насмехаюсь ли я над удивительным миром музыки? Да, это так. Но что в этом плохого? Потому что в то же самое время я рассказываю все так, как оно есть на самом деле. Реально, и я честен и правдив во всем, что делаю. Разве это проблема? Неужели это так неправильно?

Так это уж повелось, еще начиная с Album, – привет, мы PiL, мы выглядим чертовски здорово, но из-за того, что в наших песнях есть социальный контекст, нас все игнорируют. Итак, разрушила ли мир значимость Джонни Роттена, или Джонни Роттен просто продолжал делать то, что, по его мнению, он делает лучше всего, и поэтому стал слишком, так сказать, «не от мира сего»? По-моему, пятьдесят на пятьдесят. Надо быть честным.

Все поддержали Стинга и не поддержали Джонни Роттена. Но ничего страшного, в конце концов ты получаешь то, что заслуживаешь.

Мы отыграли несколько очень хороших концертов, но я не помню, чтобы мне было так уж весело гастролировать в поддержку этого альбома. Майк Джойс[373] из группы Моррисси некоторое время играл у нас на барабанах, и они с Макгиохом вели себя ужасно в своих национально-религиозных спорах. Макгиох заявлял: «Я – синий от и до», – а Джойс заводился насчет того, что носит только зеленое![374] Господи Иисусе, о чем вы? Я им отвечал: «Моим любимым предметом одежды в эпоху скинхедов были сине-зеленые мохеровые костюмы – помните их? Прекрасные, превосходные костюмы из переливающейся на свету ткани, так что иногда они казались зелеными, иногда синими. Мой мохеровый костюм был одновременно синим и зеленым! Подумайте об этом…»

В своих интервью я много говорил об отсутствии продвижения со стороны лейбла. Я никогда не скрывал правды. Я полагаю, что у меня всегда была большая поддержка в Virgin на личном уровне, но к тому моменту там определенно что-то происходило с руководством, и это очень затрудняло нашу работу со звукозаписывающей компанией.

Следующее, что я помню, так это то, что Virgin была продана EMI. Из всех возможных вариантов! Блядь, да чтоб их всех! Однажды утром ты просыпаешься и обнаруживаешь, что снова находишься во вражеском лагере, а EMI в то время руководил Кен Берри[375] – то есть что?! Оставшиеся концерты в туре 1992 г. PiL отыгрывал уже с EMI. Какое-то дежавю!

Мы завершили контракт на восемь альбомов, который PiL заключил в 1978 г., и в 1987 г. подписали новый, однако вскоре стало ясно, что EMI хочет от нас избавиться. Так что я оказался в каком-то подвешенном состоянии. Это больно, находиться в таком положении. Типа – а что все это было?

Так что спасибо вам, лейбл звукозаписи и все мои так называемые друзья. Мне нравилось в Virgin, но сколько начальников отделов сменилось за эти годы? После того как я переехал в Лос-Анджелес, каждые два года там объявлялся новый руководитель и новые сотрудники, и я никогда не знал имени или должности хоть кого-нибудь из них. Я стал относиться ко всем ним как к преходящим.

Потом, конечно, Virgin обзавелись роботом-автоответчиком, так что я вообще не мог ни с кем поговорить. Люди, которых я знал с самого начала, такие как Саймон Дрейпер и Кен Берри – а они действительно были друзьями, – не хотели вмешиваться, потому что никто не желал брать на себя ответственность работать со мной, поскольку черный список говорил сам за себя. В конце концов, все они занялись другими проектами, и у меня больше не было никакой реальной связи с новыми людьми наверху.

Я никогда не падаю духом, но, конечно, я чувствовал себя побежденным. Однако я знал: благодаря своему упорству, что бы я ни делал, я не остановлюсь. Никогда.

Глава 11. Джонни Ку-ку

Жизнь моя на тот момент вырисовывалась далеко не в самом радужном свете: моя группа PiL разваливалась, указания руководства звукозаписывающей компании задалбывали, плюс бесконечные смены менеджеров, утомленных бесплодными попытками сохранить деньги. Я не из тех, кто жалеет себя, но что-то подобное, должно быть, закралось и в меня. Я так долго не видел выхода, и все это висело на нас тяжким грузом. Норе было очень тяжело со всем этим примириться.

В то же время я оставался в некоторой степени способным к творчеству. Я продолжал сочинять. Я всегда сжигаю то, что придумал, если это не записывается вскоре после создания, но у меня в голове все еще сохранились некоторые песни того времени, и они в высшей степени шизофреничны. Я, конечно, никогда не возвращался назад и не черпал оттуда идеи. Но в какой-то момент, когда я почувствую себя достаточно очистившимся, чтобы вернуться и исследовать то, что во мне тогда происходило, – у-у-у-ух, ха-ха, вот это будет интригующе!