Я повернулся, чтобы уйти, и чуть не столкнулся с женщиной, которая стояла в солнечном луче у лестницы. В одной руке она держала набитый продуктами бумажный пакет, в другой висела связка ключей. Перед моими глазами замелькали картины прошлого, занавес памяти приподнялся, показывая стоявшую передо мной незнакомку. Девушка с волосами цвета меда, ясными карими глазами, чистой кожей и великолепной фигурой пропала. Осталась только несколько потрепанная и усталая женщина средних лет в синтетическом платье официантки, капроновых колготках и грязных белых кедах.
– Джулия?
Она переглянулась с мужчиной, потом снова посмотрела на меня.
– Джулия, – повторил я, чувствуя, как мое сердце забилось быстрее – ты меня не помнишь, но…
– Детка, – сказал позади меня мужчина, – пожалуйста, давай сначала разберемся с тем, другим делом, а? Ты же нашла его по дороге? Ты же нашла… да?
Я посмотрел на него, потом на Джулию. Не сводя с меня глаз, она медленно кивнула, сунула руку в карман платья и вытащила небольшой полиэтиленовый пакетик. С невероятной скоростью мужчина пронесся мимо меня, оказался рядом с ней, выхватил пакетик у нее из рук и, шаркая, пошел обратно в квартиру.
– Чудесно, прекрасно… я знал… знал, что на тебя можно положиться, детка.
Джулия приблизилась ко мне.
– Кто ты и что тебе нужно?
– Меня зовут Алан Ченс. Из Поттерс-Коув. В детстве мы с твоим братом, Брайаном, иногда вместе играли.
– Ченс, – сказала она без всякого выражения.
– Да, Алан. Я был на несколько классов младше тебя в школе, – сказал я. – Как я уже сказал, ты, наверное, меня не помнишь, но…
– Что тебе надо? – снова спросила она, на этот раз тише.
Я протянул руку и улыбнулся. Она не сдвинулась с места, так что я сказал:
– Я надеялся, что мы сможем поговорить немного.
– О чем?
– Ну… слушай, это может прозвучать немного странно, но мне хотелось бы поговорить о человеке, которого, как мне кажется, мы оба знали. Ты помнишь парня, моего – и Брайана – ровесника по имени Бернард? – В неподвижном лице Джулии промелькнуло какое-то неопределенное выражение, но она промолчала. – Бернард Мур, – настаивал я. – Ты помнишь кого-нибудь с таким именем?
– Я так и знала, – пробормотала она, как будто про себя.
Я не был уверен, что верно ее расслышал.
– Прошу прощения?
Не отвечая и не повторяя своих слов, она опустила глаза, оглядывая меня с головы до ног с беспристрастным видом инспектирующего, и в конце концов уставилась мне на грудь. Проследив за ее взглядом, я посмотрел вниз и увидел, что маленький золотой крестик у меня на шее в какой-то момент выскочил наружу и теперь болтался на виду поверх воротника. Я подхватил его и осторожно заправил обратно. Когда я поднял глаза, она все еще пристально смотрела на меня, но теперь прямо в глаза.
– Я не собираюсь делать ничего дурного, – мягко сказал я. – Я хочу только поговорить.
– Не здесь, – сказала она бесцветным голосом. – Внутри.
Глава 15
Несмотря на то что меня пригласили внутрь, я чувствовал себя в квартире Джулии неуютно, не в своей тарелке. Мы вошли все вместе, с невысказанным, но общим ощущением скорби, как скот на бойню, Джулия во главе, я в самом хвосте. Она отступила в сторону, пропуская меня внутрь, потом закрыла дверь и защелкнула впечатляющую коллекцию замков.
Из небольшой прихожей я прошел в просторную, но скромно обставленную гостиную. Большую часть деревянного пола здесь скрывал недорогой круглый ковер. Мебель была разномастной и старой, стены выкрашены в светло-серый цвет, отчего даже при дневном свете комната выглядела мрачновато. В дальней стене два окна за поблекшими белыми занавесками выходили на пустую детскую площадку и соседний проспект. На раме каждого висели серебряные крестики, обращенные в сторону улицы как стражи. Я притворился, что ничего не заметил.
Джулия провела меня через гостиную в столь же мрачную кухню. В центре стоял складной стол, виниловая поверхность которого была испещрена следами ожогов и мелкими царапинами, и четыре складных стула по сторонам. На столе красовалась большая, переполненная окурками пепельница, лежала колода карт и были разбросаны многочисленные религиозные книги, включая старую Библию. В окне над раковиной с карниза для занавески свисал еще один серебряный крестик.
Квартира была наполнена религиозными побрякушками и небольшими статуэтками, но я не мог определить, был ли это храм или крепость. Я не заметил ни одной семейной фотографии и, если уж на то пошло, вообще ничего, что связывало бы ее хоть с кем-то – только безликое и безрадостное пространство, святыню уединения.