Сезон любви на Дельфиньем озере

— Водолазный нож как ритуальное орудие убийства — это нечто новенькое, — пробормотал себе под нос Феликс. Кроме своих рыб он увлекался еще и древней историей, и я была уверена, что он сейчас в уме подбирает аналогии среди каких-нибудь языческих культов.

— Что ж, не могу сказать, что все кончилось хорошо, но, по крайней мере, хорошо уже то, что все кончилось, хотя и не для нас с Максимом и, боюсь, для биостанции тоже, — заметил Тахир. Я его понимала: я видела, чего ему стоило улаживание разных формальностей после смерти Сергея.

— А на какое число у нее был билет? — вдруг спросила Ника. — Кажется, у меня появилась идея.

— На первый утренний рейс сегодня — в 4.38, - ответил Максим.

— Так, может быть, Ляля пропала без вести уже после того, как покинула территорию биостанции?

Ее командировка кончилась, и никто не должен отвечать за то, что она делала или не делала вчера вечером, даже если ей пришло в голову искупаться в шторм, — предложила Лисина.

Никто, казалось, не отреагировал на ее слова, но я видела, что и Максим, и Тахир задумались.

— И все-таки мне жаль Лялю, — вдруг высказался Ромашов.

— И мне, — присоединился к нему Феликс.

Ох уж эти мягкосердечные, добренькие мужчины! А меня им не жалко, с горечью подумала я, и Сережу — тоже.

— Я понимаю вас, — тихо сказала Вика. — Но подумайте, что бы ее ждало, если бы ее успели спасти: этапирование в Москву, долгие месяцы в Институте Сербского — и это еще не самое страшное. Там хоть условия приличные. А потом — спецпсихушка, принудительное лечение… Для многих это хуже, чем тюрьма, тем более что срок пребывания не ограничен. Нет, я не уверена, что тот выход, который она выбрала, хуже; по крайней мере, она умерла свободной.

Но тут вдруг снова заговорил самый младший член нашей компании, и в голосе Вадима звучало неподдельное восхищение:

— Если бы не Вика, то оплакивать нам пришлось бы Татьяну, которая мне лично гораздо симпатичнее, нежели убийца. Я всегда думал, что всякие там Шерлоки Холмсы и прочие пинкертоны — исключительно плод воображения досужих сочинителей.

А тут настоящий детектив среди нас, замаскированный под повариху.

Настроение в ангаре переменилось — очевидно, людям несвойственно долго находиться в подавленном состоянии, я не раз замечала, как даже на поминках гости вдруг начинают улыбаться и даже смеяться, а потом, поймав себя на этом, срочно корчат постную физиономию. Так произошло и тут: вдруг до всех дошло, что Вика, которую все знают как облупленную лет десять, чуть ли не гений. Конечно, поварихи на биостанции всегда относились к интеллектуальной элите, но такого от нее никто не ожидал. Даже Тахир вынужден был признать, что Вика молодец, притом совершенно искренне.

Смущенная посыпавшимися на нее отовсюду комплиментами, Вика зарделась, так что ее щеки сравнялись цветом с давно покрасневшим носиком, опустила взор долу и заявила:

— Если хотите знать, у меня хорошая тренировка: я каждый день на работе ставлю диагнозы своим пациентам. Это примерно то же, что вести детективное расследование, но есть разница: это куда менее благодарное занятие.

Искоса наблюдая за Димой Черкасовым, я заметила, что он приосанился, и на лице его появилась самодовольная улыбка — улыбка собственника. Как же, так приятно обладать тем, чем все восхищаются, хотя бы временно! Властным жестом он положил руку ей на плечо и сказал:

— Вам не кажется, господа офицеры, что скоро рассвет, и пора по домам?

Это было немножко нагло — в данной ситуации такое предложение было прерогативой Тахира или Максима, но все действительно очень устали, и я сама мечтала о постели. Поэтому, пообещав Тахиру держать язык за зубами, народ начал расходиться; разбуженный Тошка громко залаял. Мы, хозяева ангара, выходили последними; Ванда лично проверила, как Витюша запирает замок, хотя в этом вроде бы уже не было никакой необходимости. Распрощавшись с Вандой, мы втроем продолжали свой путь в пятихатки; я все гадала, когда Витя додумается нас потерять, но он упорно шел рядом. Я уже решила, что мы так и разойдемся по своим домикам, но уже у самого моего порога Алекс остановился. Витя оглянулся, посветил фонариком прямо ему в лицо, и видно, что-то на нем прочел, потому что, не прощаясь, пошел дальше.

— Татьяна, я хочу тебе объяснить… — сказал Алекс, взяв меня за руку.

— Не надо ничего объяснять, ради Бога, — прервала его я.

— Нет, ты должна понять… Это было еще до того, как мы с тобой познакомились…

— Алекс, я ничего не хочу знать! Не надо портить то чудесное, что у нас есть! Мы ничего друг другу не должны, и это как раз самое главное.

— Но я не виноват…

— Не сомневаюсь в этом. Ляля для меня — просто воплощение зла; я не психиатр, как Вика, и поэтому не могу простить ее, как больную и не отвечающую за свои действия. Но ее больше нет, и пусть она больше не портит нам жизнь. Ты скоро уезжаешь, и я не хочу, чтобы она стояла между нами.

И в те два с половиной дня и две ночи, что у нас с ним оставались, призрак Ляли между нами не стоял.

20. ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОСКВУ