Сезон любви на Дельфиньем озере

Было совершенно темно — не только потому, что было уже поздно, но и потому, что к вечеру усилился ветер и нагнал тучи, так что звезды сквозь них не просвечивали. Кажется, снова разгуливался норд-ост, во всяком случае, ветер завывал в ветвях огромного бокаута, стоявшего над домиком Ванды; впрочем, во мраке самого дерева не было видно, угадывался лишь его силуэт.

— Никого нет, наверное, это сони подрались. Как раз самое время им выходить на кормежку, — сказал Славик.

— У меня такое впечатление, что нас кто-то подслушивал и в подходящий момент подал голос, — заметила Ника.

— Да, какое-то опереточное это привидение, прямо как из Кентервильского замка[8], так оно красочно стонет, — согласилась с ней я.

В дверном проеме стояла Ванда, рядом с хозяйкой слегка подвывал Тошка — ей под настроение. Даже в желтоватом кругу света, который отбрасывал фонарь над ее крыльцом, видно было, как моя тетка побледнела. Чувствовалось, что она не разделяет нашего веселья.

Пора было отправляться по домам, и мы попрощались с ней. Вид у нее был такой расстроенный, что я, против своего обыкновения, нагнулась и клюнула ее в щеку. Она, воспользовавшись этим, жарко прошептала мне в ухо:

— Таня, не думаешь ли ты, что дух Сережи… Вот и Тошка воет…

Я разозлилась и резко ее оборвала:

— О чем ты думаешь? Какая ерунда тебе приходит в голову, мы все-таки живем в двадцатом веке!

Когда мы с Алексом в кромешной тьме, ведомые тонким лучиком фонарика, пробирались к себе в пятихатки, у меня в голове вертелась непрошеная мысль: значит, окружающие воспринимают меня как женщину, которая завела себе любовника, не успев похоронить мужа!

Мне даже не хотелось на прощание целоваться с Алексом; впрочем, после того как его губы коснулись моих, я обо всем позабыла, и расставались мы с ним минут пятнадцать, не меньше. Напоследок он подарил мне только что пойманного светлячка: он запутал его в моих волосах как блестящую заколку.

На следующее утро солнце снова заливало море и берег ослепительно ярким светом, и от вчерашней хмурости не осталось и следа. И у меня в душе вчерашний неприятный эпизод с привидением, тоже, как мне казалось, не оставил следа. В такой день, как этот, хотелось плавать до бесконечности — и, как ни странно, работать. Боюсь, что мое прекрасное расположение духа изрядно подпортило настроение невыспавшемуся Вите — я растормошила его, несмотря на все его мольбы о пощаде, и заставила заниматься аквалангами.

— Торопись, Витя, скоро придет наше время!

И действительно, приближался тот момент, ради которого я сюда, собственно говоря, и приехала. Мы ожидали той абсолютно идеальной для нас погоды, когда в середине июля на несколько дней море как бы замирает в штиле и прозрачная чистая вода в темноте светится при малейшем всплеске, легчайшем движении. В такие ночи фосфоресцирующий планктон четко обрисовывает силуэт пловца, а когда ты плывешь, передвигаясь легкими гребками, то из-под твоих рук вырываются светящиеся брызги.

И дельфин в воде тоже оставляет за собой легкий светящийся след, его-то и собирались фотографировать и снимать на кинопленку во время Эксперимента — для всех нас, группы Ванды, это действительно был Эксперимент с большой буквы. Цель этого Эксперимента представлялась мне, человеку, совершенно далекому от всякой техники, весьма туманной — что-то вроде изучения тонких движений плавников, позволяющих китообразным развивать в воде бешеную скорость. Заведующий лабораторией так и не приехал: директор услал его куда-то в дальнюю командировку, и он обещал нагрянуть попозже.

Мы все со смешанными чувствами ожидали наступления этой замечательной во всех отношениях поры. Ванда заметно нервничала, хотя в присутствии начальства она волновалась бы гораздо больше, и мне очень не хотелось ее подводить. Год подготовки в Москве, месяц на море — и все ради нескольких суток, дай Бог нам хотя бы семьдесят два часа для Эксперимента! Мы очень надеялись, что нам повезет и все пройдет гладко — и для этого у нас были все основания. Ася, когда хотела, работала как хорошо смазанный механизм и не занималась выкрутасами, а по сигналу плыла по прямой. Алекс полностью подготовил свои приборы, а Витюша, несмотря на свою утреннюю меланхолию и надвинутую на уши шапку, привел в порядок всю остальную технику.

Оставался только один вопрос: кто же будет заниматься самой съемкой? Судя по всему, это предстояло делать мне: у Алекса было полно работы на берегу, да и был он специалистом по подводным камерам, а не по подводному плаванию, а запихнуть на долгие часы в воду Витю, даже одетого в водолазный костюм, мне не позволила бы совесть: я никогда не простила бы себе, если впоследствии выяснится, что он не придуривается, а действительно болен!