Сезон охоты

Вместе с сознанием вернулась и память. Поезд! – остриём бритвы вдруг резануло в мозгу. Я рванулся было куда-то, ещё не зная, где я, что со мной, но отчётливо понимая, что должен бежать, что времени уже нет, что если я опоздаю…

– Э, ты куда, парень? Лежи смирно.

Чья-то сильная рука сдержала мой порыв, оставив в горизонтальном положении.

Я открыл глаза. Больничная койка, больничная палата, толстая женщина в белом халате, зависшая надо мной – и я под капельницей!

– Время! Который сейчас час? – прохрипел я, скользя взглядом по пустым белёным стенам палаты в надежде найти хоть какие-нибудь признаки настенных часов.

Женщина в халате (медсестра? сестра-хозяйка?) не спеша поднесла к глазам руку с часами.

– Время, говоришь? Времени у тебя предостаточно, парень. Долго, видать, жить будешь. Повезло тебе, парень, не иначе как в рубашке родился. Лёгкой царапиной отделался, плюс средней тяжести сотряс.

– Который час?! – крикнул я и поморщился от боли, пронзившей голову.

– Ну, положим, двенадцать тридцать три. А тебе-то какая разница? Лежать тебе здесь ещё о-го-го сколько.

Два с половиной часа – тут же подсчитал я. Два с половиной часа до отхода поезда.

– Послушайте, мне нельзя здесь оставаться. Я должен уйти, прямо сейчас. Вопрос жизни и смерти.

– Вот сейчас врач придёт, он и решит твой вопрос. Это как раз его профиль, по части жизни и смерти решать.

– Позовите его, прошу вас!

Медленно, ужасно медленно, переваливаясь с боку на бок, она покатилась к выходу, что-то недовольно ворча себе под нос.

Я откинул одеяло. Осмотрел себя с головы до ног. Я на койке в больничной робе. В локтевой вене – игла капельницы. На голове – повязка, в голове – тупо пульсирующая боль. Левое плечо перебинтовано. Руки-ноги целы, переломов, кажется, нет.

Попробовал приподняться. Нормально. Сел, спустил ноги на пол. Чувствую себя вполне сносно, могу идти хоть сейчас. Только в таком виде вряд ли я далеко уйду. Но другого выхода у меня нет. Если действовать, то немедленно. Я резко выдернул иглу из вены, согнул руку в локте, крепко зажав кровоточащий сосуд. Встал. Меня слегка заштормило.

– Зря вы это сделали, – услышал я строгий голос от двери.

Я повернул голову на голос. Мужчина в халате, лет пятидесяти, седой, небольшого роста, с цепким пронзительным взглядом грозно смотрел на меня.

– Зря, говорю, вы это сделали, Рукавицын.

– Вы врач? – спросил я.

– Врач. Семёнов моя фамилия, Игорь Юрьевич.

– Послушайте, Игорь Юрьевич, – горячо заговорил я, неожиданно почувствовав, что в этом строгом человеке могу найти союзника, – мне нужно срочно уехать отсюда.

– Уедете. Отсюда все когда-нибудь уезжают, кто обратно, на этот свет, а кто на тот – кому как повезёт. Вы поедете на этот.

– Нет, вы не поняли! Мне нужно уехать сейчас, сию минуту.

Он покачал головой.

– Исключено. Ничего серьёзного с вами, согласен, не произошло, однако слегка подлатать мы вас обязаны. Дня три вы здесь пробудете. А вообще, вам крупно повезло, Рукавицын. И пули вас не берут, и взрыв вас почти не коснулся. Отделались только ссадиной на голове да рваной раной на плече. Ну и сотрясение, конечно. В целом же угрозы для жизни нет.

Угрозы для жизни нет… Тут он пальцем в небо попал. Уж что-что, а жизнь моя висит на волоске, находится под реальной угрозой, моя и моего сына.

– Игорь Юрьевич, я не о своей жизни пекусь, я о сыне. Он в опасности, и помочь ему могу только я. Поймите же вы наконец! Его убьют, если я вовремя не сделаю то, что должен сделать.

– Убьют? – он нахмурился. – Я отказываюсь вас понимать, Иван Петрович. Я врач, и здесь для того, чтобы лечить, а не шарады разгадывать.

– У вас есть дети?

– Это к делу не имеет никакого отношения, – резко ответил он.

Я в бессилии опустился на койку. Всё напрасно.

– Действительно, что я к вам цепляюсь? У вас своя жизнь, у меня своя. Ваша дело – заплатки на пациентах ставить, а всё остальное… – Я махнул рукой.

– У меня был сын. Погиб в Чечне, два года назад. Что вы ещё хотите от меня услышать?

Мне стало неловко. Пытаясь решить собственную проблему, я невольно задел чужую рану.

– Простите, – сказал я тихо. – Я и сам там был, в девяносто пятом. Чудом уцелел. Простите, доктор.

– Что вы хотите? – повторил он, на этот раз более участливо.

Я почувствовал, как вновь затеплилась искорка надежды.

– Уйти отсюда. Сейчас, пока ещё не поздно. Верните мне мою одежду, и я уберусь из вашей больницы.

– Ваша одежда вся в крови. Я распорядился отдать её в прачечную.

– А документы, деньги? Фотоаппарат? Мои часы?

– Всё у меня. Отдам при первом вашем требовании.

– Считайте, что оно поступило.

– Что с вашим сыном?

Что-то мешало мне признаться в горькой правде. Но раз я сам попросил его о помощи, хоть часть этой правды я должен ему приоткрыть.

– Его похитили. Если в назначенный час я не появлюсь в назначенном месте, его убьют.

Он прошёлся по палате до окна и обратно.

– Обратитесь в милицию.

Я усмехнулся и покачал головой.