Сезон охоты

– Нет, Игорь Юрьевич. Я не хочу, чтобы наши доблестные органы отрапортовали о блестяще проведённой операции по ликвидации преступной группировки, в ходе проведения которой заложника, к сожалению, спасти не удалось. Кроме того, у них в милиции свои люди, я это знаю.

Он помолчал.

– Сколько ему?

– Десять.

Он сел на койку рядом со мной, обхватил голову руками.

– Малыш совсем ещё, – чуть слышно проговорил он. – А моему только-только девятнадцать стукнуло, когда он в плен попал, без сознания. Духи его расстреляли. На плёнку всё засняли и кассету домой доставили, не поленились. У жены инфаркт случился, так и не отошла с тех пор, а у меня… – он показал на свою совершенно седую голову.

Потом хлопнул меня ладонью по колену и решительно поднялся.

– Ладно, Иван Петрович. Своего не спас, так хоть твоему, дай Бог, помогу. Пошли.

Я поднялся следом. Крепко пожал ему руку.

– Спасибо.

Однако выйти мы не успели, так как на пороге палаты внезапно появилась молоденькая медсестричка. Она шепнула что-то на ухо врачу и тут же упорхнула. Сдвинув брови к переносице, он повернулся ко мне.

– Так, живо в койку, – распорядился он. – И чтоб видок у тебя был как у без пяти минут покойника, понял? Милиция к тебе идёт, показания снять. Уж как ты с ними разберёшься, это твоя проблема. Здесь я тебе не помощник. И не советчик.

Этого ещё не хватало! У меня каждая минута на счету, а тут приходится лясы точить с этими… Однако делать было нечего – я нырнул в свою койку, сложил руки на груди и уставился в потолок. Примерно так, я считал, должны себя вести без пяти минут покойники. Каким я, собственно говоря, и являлся, если учесть мою ближайшую перспективу.

Врач вышел, а в палату тут же вошёл молодой человек в штатском, с блокнотом в руке.

– Старший лейтенант Серёгин, следователь московского уголовного розыска, – вежливо представился он. – У меня к вам будет несколько вопросов, гражданин Рукавицын. Вы можете говорить?

Я не шелохнулся, и лишь протяжным стоном дал понять, что слышу его.

– Хорошо, начнём.

И тут из его слов я вдруг понял, что там, в милиции, никому даже в голову не пришло, что я был в той машине. Меня нашли на мостовой, в нескольких метрах от остова сгоревшей «ауди». Я был всего лишь прохожим, случайным московским прохожим, по воле злосчастной судьбы оказавшимся на линии огня, в эпицентре бандитской разборки, и этот факт у наших правоохранительных органов не вызывал никаких сомнений. Что ж, в момент взрыва я, действительно, мог оказаться рядом, а не внутри. И теперь я – жертва мафиозной разборки. Если подумать, я ещё и в суд могу подать на правительство Москвы за то, что безопасность мою не обеспечивают.

В ту минуту я испытал к этому молокососу даже нечто вроде благодарности – за красивую легенду (или, если хотите, алиби), которую он мне подбросил. Что ж, это мне только на руку.

– Вспомните, гражданин Рукавицын, – продолжал вежливый старший лейтенант, – может быть вы успели заметить машину, из которой были произведены выстрелы? Это для нас очень важно. Цвет, марку?

Может быть, всё ему рассказать? Но вместо этого я чуть заметно покачал головой.

– Очень жаль. Может быть вы всё-таки видели что-нибудь подозрительное? До этого? Что-нибудь, скажем, бросилось в глаза? Нет? Очень жаль.

Я исподтишка наблюдал за ним. Слишком молодой, совсем ещё зелёный. Никакого опыта. Наверное, первый раз на таком дознании. Уйдёт, не солоно хлебавши.

Чёрт с ним, мне сейчас не до него. Лишь бы поскорее он убрался.

В комнату вошла медсестра. Я тут же скорчил страдальческую гримасу. Она скользнула по ней взглядом и обратилась к оперативнику:

– Мне очень жаль, но вам лучше прийти в другой раз. Больному нужен покой. Он перенёс тяжёлую травму.

Старлей смутился и покраснел.

– Да, да, я уже ухожу, – засуетился он. – До свидания, гражданин Рукавицын. Поговорим в следующий раз.

«Ага, наговоримся ещё, вдоволь. Вот только шнурки поглажу», – зло подумал я, досадуя на него за безвозвратно убитое время.

Он ушёл, и тут же появился врач.

– Идём, – коротко бросил Семёнов и вновь скрылся за дверью.

Я тут же вскочил с койки и кинулся за ним.

Он откопал где-то старую футболку с надписью «Chicago Bulls» и спортивные адидасовские штаны, а кроссовки вернул мои – они в той кутерьме совсем не пострадали.

– Одевайся!

Я не заставил себя долго ждать и быстро переоделся, прямо здесь, в ординаторской. Посмотрел на себя в висевшее в простенке зеркало. Видок был ещё тот: с фингалом на щеке, весь перебинтованный, волосы из-под повязки торчком. Семёнов критически осмотрел меня и покачал головой.

– М-да… Ладно, сиди здесь, сейчас договорюсь.

Он созвонился с кем-то по внутреннему телефону. Сначала разговор шёл мирно, потом Семёнов начал кипятиться.

– А это не вам решать, ясно? – рявкнул он в микрофон под занавес. – Чтоб через пять минут перевозка была у третьего корпуса! Всё! – И бросил трубку. Потом повернулся ко мне. – Ты сейчас куда?

– Домой надо. Вещички собрать, то да сё.

Он кивнул.

– Тебя довезут. Сейчас машина будет.

– Спасибо вам, Игорь Юрьевич, – от души поблагодарил я.