Сезон охоты

Сержант вплотную приблизился ко мне.

– Иван Петрович, нельзя! – произнёс он так, чтобы слышал только я. – Ребят лишь положите. Пусть им особисты занимаются, это теперь их забота.

– Олег, он же… он… продал её!

– Знаю, лейтенант. Но вернуться мы не можем. Не имеем права.

Спасибо этому парню: он остановил меня на самом краю пропасти. С трудом, но я сумел-таки взять себя в руки. И тут мой взгляд упал на оставшегося в живых чеченца.

– Ну уж здесь-то ты меня не остановишь, сержант, – процедил я сквозь зубы, вынимая пистолет.

– И не собираюсь. Это твоя территория, лейтенант.

Видно, этот «чех» задницей почуял, куда ветер дует. Он взвизгнул, быстро подполз ко мне на коленях, меся дорожную жижу.

– Нэ нада! Нэ убивай мэна! Я свой!

– Сержант, возьми её, – прохрипел я, едва сдерживаясь, чтобы не всадить пулю в этого ублюдка прямо сейчас. – Уйди, уйди с ней… подальше…

Киселёв молча принял у меня девочку и отошёл. А я повернулся к бандиту. Наверное, в этот момент я был ужасен.

– За сколько ты её купил?

– Э… нэт… нэт… это нэ я… это всё они… братья…

– За сколько ты её купил?!

– Это они… они… ящик… за ящик водки купыл… Нэ убивай мэна, слышишь! Я здэсь нэ причём… я машина водыть…

За ящик водки! Ну всё, мразь, ты сам себе приговор подписал.

– Эй, парни! – скомандовал я. – Расстреляйте эту бандитскую тачку, да так, чтоб на велосипед стала похожа.

Дважды их просить не пришлось. Они стреляли от бедра, с азартом, длинными очередями, не жалея патронов, превращая дорогую иномарку в груду металлолома.

А я, пользуясь этой канонадой, быстро приставил ствол ко лбу «чеха» и без сожаления выстрелил. Катись к своему Аллаху, урод.

Девочка не должна была знать, как я расправился с последним из её обидчиков.

На базу мы прибыли без происшествий. А на следующий день я отвёз девочку в Ханкалу. Передал там знакомому врачу. При виде её измождённого тела он нахмурился и долго качал головой.

– Представь себе, что она моя дочь, – попытался внушить ему я. – Сделай всё, что надо.

Он молча кивнул.

Когда полчаса спустя он вышел ко мне, на нём лица не было. Сигарета, которую он прикурил, дрожала в его пальцах. А ведь он принимал раненых после штурма Минутки!

– Её изнасиловали. Много раз. Несколько человек. В извращённой форме. Чудо, что она вообще выжила, бедняжка.

Что было потом, я помню плохо. Олега Киселёва рядом не оказалось, сдерживать меня было некому. Не стоит большого труда догадаться, какое решение я принял.

Очнулся я в госпитале. Мне рассказали, что мой БМП, на котором я в одиночку пытался прорваться к Аргуну, подорвался на чеченской мине…

Девочку я больше не видел. Я так и не узнал, как её зовут.

Будь проклята эта война!

Будь прокляты те, кто её развязал…

Я вспомнил всё. Спустя десять лет судьба вновь свела меня с этим майором. Только теперь он именовался полковником.

28.

– Итак, – начал инструктаж полковник, вышагивая взад-вперёд передо мной и рыжим, – правила игры, фотограф, ты уже знаешь. Получаешь «макара» с полной обоймой и дуешь к тем строениям. А мои ребята постараются тебя оттуда выкурить. Повезёт – будешь жить, ну а нет… – Он ухмыльнулся. От него снова веяло благодушием. – Знаешь, Рукавицын, до сих пор никому не повезло. У тебя есть шанс стать первым. Этот не в счёт. – Он ткнул пальцем в рыжего, даже не повернув в его сторону голову. – У него шанс нулевой.

– Оставь парня в покое. Отпусти его, вам от него никакого толку.

Полковник мотнул головой.

– Исключено. Толку от него, действительно, как от козла молока, но отпустить его я никак не могу. Сам влез в дерьмо, пусть теперь отмывается, кровью. Мне свидетели не нужны.

– Он ничего не скажет, – продолжал я бесполезные попытки отмазать бухгалтера.

– Скажу, – внезапно заявил Валерка и вызывающе вздёрнул подбородок. – Всё расскажу.

Вот болван! И кто его за язык тянет! Тоже мне, храбрец нашёлся. То труса празднует, то на танк с кулаками броситься готов.

Полковник развёл руками.

– Вот видишь, Рукавицын. Расскажет всё твой подельник, выложит всё подчистую. Выбора у меня, как видишь, нет. – Он остановился, посмотрел сначала на меня, потом перевёл взгляд на рыжего. – Вместе пойдёте, на пару будете оборону держать. Последние желания есть?

– Есть у меня одно желание, – сквозь зубы процедил я, – первое и последнее.

– Ну?

– В харю твою, шкура продажная, харкнуть, чтоб до конца жизни своей утереться не смог. Чтоб насквозь прожёг мой плевок душу твою поганую, твою и духа этого вонючего, козла горного, – я кивнул в строну Хасана, который со всё возрастающим интересом слушал мою обличительную речь. – За пацанов наших, что ты продавал по штукарю за голову, за Аргун, за девочку маленькую, ту, что ты, сука, «чехам» продал за ящик палёной водки…

Лицо полковника стало серым, глаза налились кровью. Он с шумом выдохнул, обдав меня волной перегара. Кажется, начал что-то припоминать.

– Лейтенант…

– Что, мразь, узнал?