Провинциальная больница, в которую меня уложили, была крохотной и очень древней, но зато чистой, уютной и ухоженной, да и отношение медперсонала к пациентам отличалось теплотой и участием, не в пример столичному, где все взаимоотношения давно уже переведены на «договорную основу»: шагу бесплатно ступить не дадут. Если честно, то пациентов в больнице было раз-два и обчёлся. По крайней мере, в просторной палате, где я лежал, больше не было ни души. Не сезон, видать: поближе к зиме народ сюда потянется.
Больница, кстати, располагалась в посёлке Таёжный – именно отсюда несколько дней назад я укатил в Москву, спасаясь от преследования полковника и его банды.
Моё решение покинуть больницу было отвергнуто, причём в весьма категоричной форме, молодой, но очень строгой докторшей. На все мои мольбы, требования, причитания и угрозы она оставалась непреклонной, мотивируя свой отказ одним-единственным аргументом: «Дмитрий Петрович просил как следует подлечить вас и не отпускать, пока он не приедет». И я вынужден был подчиняться каждый раз, когда слышал это её безапелляционное заявление.
Надо отдать ей должное: несмотря на свою молодость, она оказалась настоящим профессионалом и быстро привела мой организм в порядок. Потому я и не в силах был противиться ей и её настойчивому желанию дождаться приезда моего брата. А если честно, то после всех этих передряг я ещё легко отделался. Воспаление в левом плече, хотя и сильно тревожило меня в последние дни, было локализовано и вряд ли распространилось бы дальше. Так что о гангрене речь вообще не шла. Да и на голове рана не представляла опасности, а последствия лёгкой контузии от разрыва гранаты исчезли уже через сутки. Именно поэтому я не видел оснований держать меня в больничной палате и дальше.
Тем не менее, я вынужден был подчиниться. Ладно, отлежусь, отдохну малость, силёнок поднаберусь. Кроме того, мне не терпелось узнать, что же всё-таки произошло на полигоне, а сообщить мне это мог только Дмитрий, мой таёжный брат. Волей-неволей я должен был его дождаться.
Он появился во второй половине того же дня. Большой, неуклюжий, бородатый, он с шумом ввалился в палату и тут же озарил её своей широченной улыбкой. На тумбочку плюхнулся огромный, как и он сам, букет лесных цветов. Сам сел рядом, тяжело опустившись на больничный стул.
– Ну что, брат Иван, оклемался? – прогудел он мягким баском. – А я за тобой.
– Ну наконец-то! – обрадовался я. – А то мне здесь уже невмоготу.
– Что так? Или Лидия тебя здесь обижает? Лидия Николаевна! – крикнул он в открытую дверь палаты. – Будь так добра, подойди к нам.
– Да ты что! – испуганно зашикал на него я. – Она-то здесь причём!..
– А вот ещё как причём, – загадочно улыбнулся он.
В палату вошла строгая молодая докторша.
Дмитрий слегка приобнял её за талию и привлёк к себе. У меня аж челюсть отвисла от изумления. Такой фривольности от своего брата-провинциала я никак не ожидал.
– Знакомься, Иван: Лидия, моя жена. А это Иван Рукавицын, мой внезапно объявившийся брат.
И тут чудо произошло на моих глазах. Строгая докторша вдруг улыбнулась такой мягкой обворожительной улыбкой, что в первое мгновение я даже не узнал её. Вот уж никогда не думал, что игра лицевой мускулатуры способна столь кардинально преобразить человека! А она действительно преобразилась – словно по мановению волшебной палочки.
– Очень рад… – пролепетал я и тоже улыбнулся.
Так, значит, она жена моего брата! И ведь ни словом не обмолвилась за эти неполных два дня, даже не намекнула. «Дмитрий Петрович просил не отпускать…» Тоже мне, конспираторы!
Дмитрий с хитрым прищуром наблюдал за моей реакцией. По-моему, он остался доволен. Хлопнул себя ладонью по колену и поднялся.
– Так, церемония знакомства состоялась. Теперь к делу. Лидочка, ты не против, если я заберу твоего подопечного? Я его своими средствами подлечу, народными.
– Забирай, дорогой, а то всё равно к утру сбежит. Не понравилось ему у нас. Так ведь, Иван?
– Да нет, почему же… – смутился я и, кажется, покраснел.
– Что, готов ещё поваляться на больничной койке? – рассмеялся Дмитрий. – А то пожалуйста, никто тебя отсюда не гонит. Ну как?
– Нет, я на волю! – вскочил я, как ужаленный. – Вы уж меня, Лидия Николаевна, извините…
– Почему «вы» и почему «Лидия Николаевна»? – сказала она, продолжая мило улыбаться. – Мы теперь как-никак родственники. Прошу на «ты» и просто «Лида». Договорились?
Я кивнул.
– Ничего, привыкнет, – махнул рукой Дмитрий. – На волю так на волю. Всё, жена, готовь брата к выписке. Прямо сейчас и поедем. У тебя смена до восьми? – Она кивнула. – Значит, вечером и отметим встречу, все вместе. Дома.
Она вышла, а мы с братом стали собираться. Хотя собирать-то особенно было нечего: я сюда поступил налегке.
– Мы сейчас куда? – спросил я.
– А ты разве не понял? Домой, Ваня, в родное Куролесово. Туда, куда ты так и не доехал.
– Мне в Москву надо. Понимаешь, до сих пор не знаю, как там мои. Неспокойно как-то на душе…
Дмитрий положил свои тяжёлые лапищи мне на плечи и посмотрел прямо в глаза.