Сезон охоты на единорогов

Спрашивать в лоб — оскорбление, а распутывать такие загадки не по мне. Проще работать. И прихватив с собой кружку чая, я вышел во двор. Там ещё оставалась мне поле для приложения сил. И удобно обустроив рабочее место — стакан чая на бревно рядышком, в шаговой доступности, — я продолжил плотничать. Всё равно, долго этим заниматься спокойно не дадут.

Сперва ко мне прибежал Юрка. Заряженный, словно на пружинках, он сперва сел на одно бревно, потом вскочил и начал суетливо ходить по траве, пиная особо высокие стебли, потом резко сел обратно и только после этого уставился на меня своим особым смешливо-напряжённым взглядом.

— Вот! — торжественно объявил он.

Я провёл рубанком по досочке последний раз и с сожалением отложил добрый инструмент.

— Что — вот?

Юрка вздохнул и протянул:

— Вот я глуууупый…

И, склонив голову на бок, привычно-шутливо сощурился на меня, мол, что на это скажешь? Вот не шкода ли, а?

Я сдержал усмешку, оставшись безучастен к игре веда, взял брошенную тряпицу с поленницы, протёр запотевшее лицо и шею и присел рядом с мальцом.

— Глупый, — согласился я.

И Юрка сразу погрустнел.

— Ты совсем обиделся, да? — тихо вздохнул он.

— Нет, — я не лукавил и мне, по правде говоря, и обижаться-то не на что, ведь, на честь быть первым — не обижаются. — А вот Женька твой наверняка…

— Нет, — Юрка замотал головой, словно жёлтый одуванчик на тонком стебельке под ветром. — Жанька не обиделся. Он же понимает, что я… ну… необразованный совсем. Он, наоборот, сказал, что тебя это обидит, потому что… ну… я не понял почему, но обидит. Вот. А ты правда не обиделся?

Смотрел он серьёзно, так что от рыжей мордашки сложно ожидать. Даже в глазах исчезла постоянная дурашливость.

— Правда.

— Дай Слово, — строго сказал он.

Вот те раз! На такую ерунду — Словом клясться! С другой стороны — это для меня мелочь, а для него, поди, важно, раз клятвы требует. Я настроился, дотягиваясь сознанием до самой глубины своего духа.

— Даю Слово, — торжественно поднял я руку.

Внезапный ветер налетел из ниоткуда. Пробежал, горячим порывом обдув пальцы, и сгинул. Но мы-то знаем, что стронулись невидимые границы реальности. И теперь легкой вибрацией уходит вдаль моё «Слово», добираясь до самых глубин мироздания. Так что если нарушишь — перекроит судьбу, не позволяя пройти душе посмертный Мерцающий Мост. На то она и магия Слова.

Юрка проследил взглядом за улетающим порывом, серьёзно кивнул и тут же вздохнул:

— Пойду с цыплятами играть…

И чёрт дёрнул меня за язык:

— А почему не с пацанами во двор?

Юрка пожал плечами:

— Жанька не пускает… Говорит — из поля Присутствия не выходить.

Ну, понятное дело, стражу и домом надо заниматься, и обороной, и как-то следить за юным непоседой. Не разрываться же ему! Но теперь тут есть я и дела у меня, вроде как, почти подошли к завершению. Почему бы и нет?

— Давай я с тобой пройдусь. Докучать не буду, в ваши важные мальчишеские дела тоже не буду лезть. Просто погуляю или постою в зоне Присутствия. Согласен?

Я думал, что он сейчас взовьётся от радости и счастливо побежит докладываться Женьке, что тамплиер выведет его погулять. Как бы ни так! Юрка посерьёзнел, сжал губы и отвёл взгляд.

— Не-а, — наконец, отозвался он и тут же грустно усмехнулся: — Думаешь, мне есть, что там делать, с мальчишками? А что я могу с ними делать? На велосипедах кататься? Я их из воздуха сделать могу, эти велосипеды! А ездить на них не умею. Не было у меня велосипедов!

Он разгорячился и начал говорить быстрее, яростнее, словно вколачивая всю ненависть в каждое слово.

— В настольные игры? Так у меня кубики всегда будут выпадать, как мне хочется! В войнушку? А настоящая пуля из деревяшки у меня не вылетит? В карты резаться? Так я вижу насквозь все карты в руках! В салочки? В казаки-разбойники? Во что ещё играют дети? Я не знаю! И я не умею! Понимаешь — не у-ме-ю! Не было у меня времени, чтобы этим заниматься! Совсем не было, понимаешь? Я с трёх лет в Храме! Я только со взрослыми общался всегда! С тархами, с ведами, с целителями, с владыками, с ещё много кем! Со взрослыми и с книгами! Не нужны мне игры с мальчишками, понимаешь? Не нужны! Потому что мне там не место!

Он выдохся. Раскрасневшись, сидел, с тесно сжатыми кулачками и буравил пространство перед собой яростным взглядом. И даже не замечал, как вокруг медленно выгорает трава. Она сохла до пепельно-желтого, до ломкости от любого прикосновения, выгорала, словно рядом с бешеным солнцем. Но жара от мальчишки не исходило — только тоска.

Я осторожно положил ладонь ему на плечо.

— Значит, так нужно.

Он вскинулся и непонимающе вытаращил свои волшебные карие глазищи.

— Сила — она не даётся просто так и абы кому, Юр. Она как груз, тяжёлый и безжалостный, который пригибает к земле и калечит. Слабого она убьёт. Вгонит в землю, в ад на земле. И выдержит только тот, кто знает — это его ноша, ему она по силам. А одиночество — это тёмная сторона силы, Юр. Не бывает светлого без тёмного.