Сезон вдохновения

– Идем. Обстановку всегда проще оценивать вблизи, – Аполлон обнимает меня за плечи, и я стараюсь не горбиться под весом его руки. Наклонившись, он шепчет мне на ухо, и по моей спине бегут мурашки от его словно пропитанного теплыми лучами солнца дыхания: – И постарайся быть милой, Клио. Я ведь знаю, ты можешь быть само очарование, если только захочешь.

– Я всегда само очарование, – бурчу ему в ответ, пока мои губы разъезжаются в отработанной улыбке.

– Не льсти себе, – даже не видя лица Аполлона, я чувствую его широкую ухмылку. – Может, ты и выглядишь как юная дева, но в душе ты вечно ворчащая злопамятная старуха, которая предпочтет просмотр очередного сериала общению с родственниками.

– А может, родственникам стоит задуматься, почему сериал мне предпочтительнее их общества? – шиплю я, забывая про улыбку. Поворачиваюсь к Аполлону и хмуро смотрю в его смеющиеся глаза. – И мне вообще-то обидно.

– Но ты злопамятная, согласись. Из песни слов не выкинешь. Сколько раз ты мне припоминала тот день, когда я пообещал сходить с тобой к Посейдону и забыл об этом.

– Я не виновата, что у вас память короче вспышки у фотоаппарата. И тогда ты поступил как…

Не дав договорить, Аполлон сгребает меня в охапку. Я ощущаю его стальные мышцы, перекатывающиеся под тонкой тканью рубашки, и в нос мне тут же ударяет хвойный запах с нотками чего-то, что я никак не могу угадать. Аполлон сжимает меня руками, не давая вырваться из объятий, и приподнимает в воздух. Я тихо охаю, когда ноги перестают касаться земли, на что бог только смеется.

– Я тебя все равно люблю, моя потрясающая, невероятная, могущественная, мудрая, прекрасная, но злопамятная Клио, – его голос, созданный для сладкозвучных песен, рождается в груди, и я ощущаю это каждой клеточкой своего тела. – Может статься, что я люблю тебя именно за то, что ты помнишь каждое мое прегрешение и, что еще более важно, каждый мой добрый поступок. Вторых, я надеюсь, все же больше.

– На чуть-чуть, – хихикаю и, сдаваясь, затихаю в его руках.

Я словно купаюсь в лучах света, и они расплавленным золотом скользят по моему телу, уничтожая тьму снедающей меня тревоги. Мне так хорошо, что хочется оставаться в его объятиях вечно, но мой слух ловит ставшие тише голоса остальных муз. Без сомнений, нас уже заметили. Морщусь, но ничего не поделаешь, поэтому я едва слышно шепчу:

– Пойдем, пришло время твоей ежегодной речи.

– Как будто музам вообще нужно мое вдохновляющее напутствие, – Аполлон тяжело вздыхает, но послушно отстраняется.

– Ты удивишься, но иногда вдохновение требуется и тем, кто вдохновляет остальных, – пытаюсь улыбнуться, но уголки губ сами собой ползут вниз.

Аполлон меня уже не слышит, широко шагая к оставшимся музам, поэтому я следую за ним. Сестры, как и я, тянутся к богу, будто тоже желая ощутить на себе его лучезарный свет. И Аполлон щедро делится своим сиянием с нами. Смеясь, он шутит и подмигивает, бросая по фразе каждой. Это напоминает раздачу корма голодным собакам.

Улыбаюсь всем и никому одновременно и присаживаюсь рядом с Талией. Та сразу же напрягается, я вижу, как судорожно сжимаются пальцы ее рук, а пухлые губы превращаются в тонкую линию. Мне хочется думать, что это из-за наступившего сезона Вдохновения, но внутреннее чутье подсказывает, что все не так просто.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я, поворачиваясь к Талии. – Терпсихора сказала, что тебе было плохо.

– Все в порядке. Прости, что не смогла пойти с вами на выставку, мне очень жаль, – сестра кусает нижнюю губу и смущенно поднимает на меня взгляд.

Напряжение медленно покидает ее тело, но не глаза. В их голубой глубине черными крапинками продолжает сидеть животный ужас. Это пугает меня, равно как и отчаяние, что чувствуется в изломе бровей Талии. Она всегда казалась беспечной, этакой бабочкой, перелетающей с цветка на цветок, и я впервые задумываюсь: быть может, она так часто перебирается с места на место не для того, чтобы увидеть больше красот, а чтобы сбежать от чего-то? Или кого-то, кто с легкостью может сломать воздушные крылья. Мысль не успевает окрепнуть в моей голове. Ее, словно сильный порыв ветра, сдувает звонкий голос Аполлона: