— Что он вообще там делал? — спрашивает Эска.
Его сопроводитель небрежно машет рукой.
— А… Наверное, пытался сбежать. Этим предателям только дай возможность..
Новость кажется Эске неожиданной. В Панеме есть предатели?
— Собственно, все безгласые — мятежники. Им отрезают язык в наказание за измену. Квинт удивленно качает головой.
— Не знаю, чего им не хватает. А этот был особенно диким. Все-таки тут плохая охрана, — заканчивает он возмущенно. — Ты мог пострадать!
Он пристально смотрит на Эску, врач качает головой.
— Он не ранен.
Сопроводитель берет Эску за плечо.
— Я горжусь тобой. Мы сможем использовать эту историю тебе на пользу. И то оружие, которое ты использовал… Никогда такого не видел. Метательные звезды — это так…
— Так оригинально, — поддерживает Сакса. Она смотрит на Эску, словно уже прикидывает его новый образ.
— Мы сделаем их твоей визитной карточкой, — подтверждает его мысли Квинт. — Трибут с индивидуальностью — это хорошо.
Эска кивает, не вслушиваясь. Стоит ему прикрыть глаза, как он видит убитого безгласого. Но радости от победы не осталось, только тоска и чувство вины перед погибшим человеком.
***
На следующее утро в общей столовой трибуты исподтишка разглядывают Эску. Кажется, даже безгласый прислужник за раздаточным столом не сводит с него взгляд.
Может, он осуждает меня за то, что я сделал с его товарищем, думает Эска. Может, я убил его друга.
Но я ведь за этим здесь, напоминает он себе. Чтобы убивать.
Других трибутов, возражает внутренний голосок. Не людей.
Малиновый джем, поданный к завтраку, напоминает Эске кровь, и он отодвигает вазочку подальше.
Этой ночью он внезапно проснулся, разбуженный то ли кошмарным сном, то ли своей мыслью: я не буду убивать на арене. Это Эска решил твердо. Он не станет ввязываться в открытый бой, если его не вынудят. Он убил одного человека, и ему это не понравилось.
На самом деле можно выжить почти без убийств. Голодные игры не зря так называют. Еды на арене часто в обрез, а профи — плохие добытчики. Многие трибуты из бедных дистриктов лучше приспособлены к выживанию. Отец рассказывал про единственного чемпиона из Одиннадцатого: в тот год арена была полна ядовитых трав и ягод. Победитель сумел протянуть достаточно времени, чтобы пережить своих соперников: кто-то сорвал неправильные ягоды, другие умерли от голода. Чемпион не пролил ни капли крови.
Пожалуй, нужно будет заглянуть в секцию съедобных растений, решает Эска, опускаясь за стол. Не стоит пренебрегать шансом на выживание.
Кто-то садится рядом, и Эска, еще не обернувшись, знает, что это Марк.
— Твой ментор запретил тебе со мной общаться, — напоминает он.
— Это было до того, как ты спас мне жизнь.
Марк немного сипит, на шее у него следы от пальцев безгласого.
— Теперь тебя не выпустят на Арену?
— Ни за что не пропущу развлечение из-за пустяковой царапины.
Он не дает Эске ответить и с ходу произносит:
— Спасибо.
Эска заслужил благодарность, но она не радует.
— Подожди благодарить. Может, следующая звезда полетит в тебя, — повторяет он сказанные раньше слова.
Улыбка Марка меркнет.
— Может быть. Сервий был прав, для парня из Одиннадцатого ты неплохо подготовлен. Вы ведь занимаетесь сельским хозяйством?
— Одиннадцатый дистрикт — житница Панема, — мрачно цитирует Эска.
— Да уж, у вас слово «жатва» звучит дурным каламбуром.
— Вас тоже привозят, как продукты к столу.
— Скорее уж как поросят на бойню.
Эска вспоминает, что катакомбы под ареной в дистриктах называют Скотобазой. Здесь, в Капитолии, для них существует более красивое название — Стартовый комплекс.
— Вроде у вас, профи, попасть на Игры — почетно.
Марк качает головой.
— Не для меня. Я бы не хотел умирать.
— На твоем месте я бы говорил потише.
Эска кивает на миротворца, замершего у двери.
— Ты же помнишь, что делают с недовольными?
— Да, ты показал мне вчера вечером.
Эска чувствует, что к щекам приливает кровь: слова Марка звучат как оскорбление. Тот старается перевести все в шутку:
— Пожалуй, сам Президент приедет, чтобы тебя поблагодарить, как ты думаешь?
— Еще бы. Я теперь важная персона.
Марк смеется:
— По крайней мере, это была хорошая тренировка перед Играми.
Он осторожно касается синяков на шее и морщится.
— Лучше бы нас заставляли охотиться на мятежников, — говорит Эска.
— Как раньше охотились на зверей, — соглашается Марк. — И отпустить тех, кто сможет убежать.
— Куда может убежать мятежник?
Марк наклоняется к нему и тихо произносит:
— В Тринадцатый дистрикт. Думаю, этот безгласый тоже надеялся попасть туда.
—Тринадцатый разрушен.
Эска помнит репортажи из тринадцатого, которые показывают каждый год перед Играми: пустующие здания, заросшая сорняками площадь, изрешеченная пулями мостовая.
— Все так думают,— продолжает Марк. — Но некоторые говорят, что жители Тринадцатого все еще там, ушли в подземные бункеры.
— Если это так, почему их до сих пор не выкурили?
— Это нелегко. Ты ведь помнишь, чем занимался Тринадцатый? Ядерное оружие. Может, Капитолий просто не решился их тронуть?
Эска все равно не понимает.
— Тогда зачем Капитолию врать?