Сезон жатвы (СИ)

— Наверное, потому что Президенту это выгодно. Если в остальных дистриктах узнают, что Тринадцатый смог выторговать себе свободу…

— …то и остальные поднимут бунт, — заканчивает Эска.

Он не верит в существование подземного дистрикта, но понимает, что Марк прав: сумей его жители выжить, Капитолий в этом ни за что не признался бы. Сообщить об этом — все равно, что расписаться в том, что и власть Президента можно свергнуть. А раз капитолийцы этого боятся…

Боятся. Вот оно. Они боятся бунтов. Потому что не уверены в своих силах. Большинство миротворцев — выходцы из дистриктов. Армия Капитолия состоит из рабов. Даже если миротворцы останутся верны своим хозяевам: что будет с блистательным городом без поддержки дистриктов? Все, что видит здесь Эска, — это плоды их труда. Со всего Панема в Капитолий везут одежду, продукты, материалы. Город потребляет, но ничего не вырабатывает сам. Капитолий беспомощен.

Эти мысли выстраиваются в мозгу Эски в логическую цепочку за какую-то минуту. Он видит, что Марк внимательно наблюдает за ним и понимает, что Эска потрясен своим открытием. Год за годом им прививали уважение к Капитолию, а теперь оказывается, что они подчиняются тем, кто гораздо слабее их.

Но Эска не понимает, чего хочет добиться Марк, делясь с ним своими мыслями. Разве что это ловушка. Покажи, что веришь, — и сам станешь предателем.

Поэтому он резко отвечает:

— Это все сказки. Подземный дистрикт — надо же такое придумать. Откуда ты вообще об этом узнал?

— Кое-кто говорит?

— Кто? Уж не твой ли ментор?

— Сервий неплохой парень.

— Для тебя — может быть. Он же твоя нянька. И всеобщий любимчик: победитель Игр, красавчик. Такой сможет уговорить спонсоров на все.

Почему-то эта фраза ранит Марка, он тоже отвечает резким тоном:

— Думаешь, победой на арене все закачивается? Ты не знаешь, как тяжело приходится Сервию.

— Как бы тяжело ни приходилось,— перебивает Эска, — это лучше, чем гнить в земле!

Они смотрят друг на друга, и возникшее было дружелюбие рушится на глазах. Наконец Эска встает.

— Мне пора на тренировку. До Игр мало времени, я не стану тратить его на сказки.

В столовую входит Сакса и машет Эске рукой. Тот уходит, не попрощавшись.

Стилист берет его под локоть и тащит за собой. Наклоняясь к Эске, она произносит заговорщическим шепотом:

— У нас с Квинтом родилась прекрасная идея! Раз уж ты используешь метательные звезды, почему бы не добавить еще экзотики?

Это может значить все, что угодно. Вплоть до того, что они перекрасят его кожу в зеленый. Впрочем, если Арена будет изображать лес, это пришлось бы кстати.

— Камы!— произносит она с горящими глазами. И, видя на лице Эски непонимание, добавляет:

— Боевые серпы! Разве вы их не используете?

— Нет,— терпеливо отвечает Эска. — Мы пользуемся серпами только в поле.

— Вот потому это будет символично! Боевой серп и кровавая жатва.

Она сияет от удовольствия.

— Конечно, времени на обучение мало, но я уверена, что ты способный ученик.

Эска ее уверенности не испытывает, но его мнение никого не интересует.

***

Эске доводилось помогать в поле, и серп для него — инструмент привычный. Но, как оказалось, убить человека им нелегко. Несколько дней он под присмотром личного тренера отрабатывал удары, пока тот не признал, что Эска владеет этим оружием «недурно для новичка».

— Меня больше волнует, поможет ли мне это выжить, — говорит Эска.

— За счет экзотичности — возможно. Но не за счет твоего мастерства.

Он хлопает Эску по плечу.

— Но на индивидуальных показах ты точно всех поразишь. Их сложно чем-то удивить, так что постарайся.

— Они и так будут на меня смотреть, — говорит Эска.

Квинт и Сакса усиленно занимались рекламой своего трибута. За пару дней история обросла такими деталями, что организаторам точно захочется взглянуть на трибута, в одиночку остановившего мятежника.

Эска привык к вниманию со стороны капитолийцев, и выступление перед небольшой группой людей его уже не пугает. Он знает, что покажет: метательные звезды, камы, небольшие акробатические трюки: он потратил полдня, карабкаясь по веревкам в тренировочном зале. Если он может вскарабкаться даже по неустойчивому канату, то и на дерево влезет без труда. Вдруг на Арене будут деревья.

Трибуты Одиннадцатого дистрикта идут предпоследним, к тому времени организаторы теряют интерес к показам. Однако когда Эска входит, все замолкают и смотрят на него. Кто-то с любопытством, кто-то оценивающе, а у одного мужчины взгляд неприятный и липкий, словно он видит перед собой не Эску, а Сапфиру.

Мальчик называет свое имя и идет к стойке с оружием. Камы и метательные звезды пристроили на виду, нет сомнений, что их приготовили специально для трибута Одиннадцатого. В полной тишине Эска берет пяток звезд и метает их в мишень одну за другой, с разных позиций. На балконе кто-то одобрительно хмыкает.

То, как он управляется с камами, производит большее впечатление. Эска слышит удивленное восклицание, когда обезглавливает один из манекенов.

Провожают его аплодисментами.

На показах Эска был спокоен, но сейчас ноги дрожат, а по спине течет пот.

Квинт ждет его у выхода и жадно спрашивает: