Сезон зверя

Подойдя к скалистому обрыву, Зверь поймал носом запах крови и понял, что кто-то опередил его с засадой. Двигаясь вдоль подножия горы, он вскоре набрел на кучу камней, из-под которой и шел манящий дух. Разворотив мордой булыжники, Зверь обнаружил под ними баранью требуху. Быстро расправившись с ней и, пытаясь найти еще какие-то остатки добычи, он тут же наткнулся на след двух людей, которые уходили вниз по ручью. Стало ясно, что, оставив жалкие отбросы, люди унесли с собой все мясо – об этом говорили уже засохшие капли крови, которые с равномерными интервалами помечали путь охотников. Ясно было и другое: бараны теперь на солонце появятся не скоро. Несколько мгновений Зверь сдерживал себя, но потом все же не выдержал и пошел по темно-красным отметинам. Нет, он не собирался нападать на людей, хотя был и голоден, и зол от раны, – он просто надеялся, что вдруг да удастся потихоньку стащить хотя бы часть добычи…

Ужин Белявский с Вадимом решили сделать сами. Во-первых, Верка к дикому барану ни разу в жизни не прикасалась, не знала даже, с какого боку подступиться, о чем прямо и заявила. А во-вторых, они видели, как студентка сегодня наломала ноги в маршруте, и просто пожалели девчонку.

– Садись, Вера Васильевна, на бревнышко и смотри, как с барашками обращаться надо, – распорядился Белявский. – Учись у старых волков, пока мы живы. Мяско мы сейчас сварим с картошечкой. Ну а печеночку, почечки и сердце поджарим на этой заслуженной чугунной сковородке. Думаю, она по возрасту значительно старше тебя, но это только добавляет ей волшебных кулинарных качеств. А чтобы счастье твое студенческое было полным, картошечку у нас почистит старший геолог. – Он повернулся к Вадиму: – Нет самоотводов?

– Конечно почищу, – согласился Вадим, – чистить картошку для любого полевика – в радость, потому что очень уж быстро она в поле кончается. И захотел бы потом почистить, а ее уже нет. – Он взял два ведра и пошел за водой к ручью.

– Вот видите, Вера Васильевна, какая интересная философская база подведена вашим старшим коллегой под обычную кухонную операцию. – Хорошее настроение от вида свежего сочного мяса с янтарными прожилками жира сделало Белявского разговорчивым. Он вынул из ножен на поясе острый якутский нож и принялся нарезать мясо кусками, привычно и без усилий направляя лезвие между костей и суставов.

– Ловко у вас получается, – заметила Верка, – будто всю жизнь в этом упражнялись!

– «Всю жизнь», – повторил за ней и по-доброму усмехнулся Белявский. – Да я, Верочка, до двадцати с лишним лет не держал в руках ни одного орудия труда, кроме авторучки. Несчастный питерский интеллигент-белоручка.

– А как же вас занесло в геологию?

– Вот так и занесло, а точнее, унесло сюда, на Крайний Север. Обстоятельства заставили. Родственные связи.

– Это в каком же смысле?

– В прямом. Плохая наследственность у меня оказалась. Видите ли, моим предкам сильно не повезло – они были аристократами, с самим батюшкой-царем иногда виделись.

– Правда, с царем?! С самим царем! – восхитилась Верка.

– Правда, Вера Васильевна. Но это сейчас можно такими предками где-нибудь в узкой компании чуть-чуть похвастаться. А в тридцатые годы мои батюшка с матушкой вынуждены были публично, через газету отказаться и от своих родителей, и от дедушки с бабушкой. И встать, так сказать, на путь полноценной молодой пролетарской семьи, живущей в проходной комнате коммуналки и честно зарабатывающей хлеб свой насущный у станков Путиловского завода. Вот такое мимикрирование под пролетариев…

– Как, как вы сказали? Ми-ми… – не поняла и не сумела повторить Верка. – А что это означает?

– Мимикрирование? Это, Верочка, изменения природной окраски организма под цвет и структуру окружающей среды. С целью маскировки. Многие крылатые объекты вожделения нашего зарубежного друга Зденека регулярно и успешно пользуются подобным приемом. Пытались воспользоваться им и мои родители, но неудачно. Видимо, слишком сильно проглядывал на крыльях аристократический рисунок. Не найдя за ними никаких других вредительств, обоих арестовали за буржуазное происхождение. Дали немного, по восемь лет, а тут еще и амнистия после смерти Великого Горца случилась, так что домой вернуться сумели. Да к тому же под блокаду не попали – он всю войну катал тачки с никелем в Воркуте, а она в Караганде железную дорогу строила. Как раз к пенсии перековались в настоящих пролетариев. Конечно, потом обоих реабилитировали, стаж вернули. Но, увы, поздновато…

Белявский промыл мясо водой, принесенной Вадимом, почти любовно уложил куски в ведро, повесил его над огнем. И продолжил: