И вдруг ее осенило: «Наган! У меня же есть наган. Выстрелить!..» Верка достала из кобуры револьвер, отвела его подальше в сторону, направила ствол вверх и потянула спуск. Но вместо грохота раздался лишь негромкий металлический щелчок. «Осечка!» – сообразила она и нажала еще раз. «Чок!» – раздалось снова. Занервничав, Верка стала дергать курок раз за разом, но ни один из семи патронов, сидящих в барабане, не разразился выстрелом. «Это что, они какой-то бракованный наган мне всучили?! Нет же, я с Диметилом сама из него стреляла… Патроны холостые подсунули?! Ну, начальнички!.. А если медведь?!»
От последней мысли ей стало нехорошо, губы сами как-то невольно и мелко задрожали. Она мысленно увидела себя со стороны в недобром и хмуром вечернем лесу – одинокую, потерявшуюся, беспомощную. Верка потихоньку всхлипнула. Горячая капля обожгла ладошку.
Сумерки медленно, но безжалостно сгущались, хотя, конечно, в эту пору они не должны были достичь августовской черноты. Да и яркий плафон полной луны, поднимавшейся над вершинами деревьев, не давал лесу погрузиться во мрак. Тем не менее от дневного чувства счастливого единения с природой и собственной уверенности не осталось и следа.
«Зачем я сюда потащилась? – Верка размазывала слезы по щекам. – Видите ли, захотелось дурочке посмотреть, как настоящие охотники живут. Рыбку в сетях посмотреть захотелось!.. Вот и поймала теперь рыбину. Жуй ее до утра! Трясись на этом дереве!.. Спички – и те вместе с полевой сумкой в лагере оставила, таежница сопливая!..»
А начиналось все так заманчиво. Сегодня в обед, когда Афанасий привез взрывчатку на канавы и, попив с ними чайку, готовился в обратный путь, Верка полушутливо к нему обратилась:
– Дядя Афоня, а почему вы никогда к себе в гости нас не приглашаете, свой дворец не показываете?
– Почему не приглашаю? – несколько смутился Афанасий, – сегодня приглашаю. Приходи, однако, вечером. Сетки проверять будем, пить чай будем, разговаривать будем. Избушка тепло, второй нара есть, второй спальник есть. Утром на коне назад привезу. Приходи, однако.
– А может, точно? – загорелась она. Опять поманило любопытство и студенческое тщеславие: не каждая может похвалиться, что у якутского промысловика в зимовье гостила, ленков да хариусов собственными руками ловила.
– Сходи-сходи, любительница путешествий, – добродушно разрешил Белявский. – Туда три километра пробежишься, а обратно с комфортом приедешь. Но одну не пущу. Чтоб не переживать потом, пусть вон Вадим тебя проводит.
– Если надо, конечно… – с готовностью отозвался Вадим, молча отбиравший со дна канавы образцы.
– Надо-надо! – строго подтвердил Белявский и уже с другой интонацией, заговорщически глянув на Диметила, добавил: – Да можете там вместе и заночевать.
– Ну это… – Вадим в очередной раз покраснел. – У меня не получится… на вечер много работы. Я только провожу – и назад…
– Дело хозяйское, – усмехнулся Белявский, – но карабин с собой возьми.
Когда они вечером отошли от палаток с километр, Верка, пожалев ноги подневольного провожатого, прямо-таки заставила его вернуться в лагерь, убедив, что дальше прекрасно доберется до Афанасия сама. А в случае чего у нее есть наган и спички.
И вот теперь она сидит на этом проклятом тополе…
Где-то далеко хрустнула ветка, потом еще раз – поближе. Веркино сердце счастливо колыхнулось: «Афанасий! Услышал!» И она прокричала радостно:
– Тут я, тут! Сюда-а-а!
Шум стал быстро приближаться, и вскоре за деревьями показался силуэт – нет-нет, только не это! – какого-то большого зверя. Еще через мгновение на прогалину вывалил огромный черный медведь с белым пятном на груди. Верка сначала оцепенела, а потом дико закричала и, забыв про боль, бросилась к ближнему дереву, безуспешно пытаясь допрыгнуть до нижних веток.
Поняв, что у нее ничего не выйдет, она беспомощно прижалась спиной к стволу. Мозг отказывался что-либо соображать и только как-то тупо пульсировал. Ошеломленный ее воплями, медведь поначалу замер, а потом, увидев, что она затихла, стал опять медленно приближаться, качая головой из стороны в сторону.
Вместе с отчаянным криком к Верке вернулась способность мыслить, выплеснув откуда-то изнутри: «Раздеться! Быстро раздеться до пояса!» Она начала лихорадочно срывать с себя штормовку, футболку, бюстгальтер. Видно, это подействовало на зверя, он снова остановился, но потом почему-то лег на живот и, почти роя мордой мох, пополз.
«Крадется-крадется!.. – Отчаянно забилось в ее голове. – Сейчас бросится!»
– Мама-а! По-мо-ги-те!.. – Веркин визг метнулся в чащу, а она сама бросилась к другому дереву. На этот раз повезло больше – уцепившись за нижний сук и обхватив сосну ногами, она с неизвестно откуда взявшейся ловкостью белки быстро полезла по стволу, не обращая внимания на царапающие живот и грудь кору и ветки, с ужасом ожидая, что ее вот-вот рванет вниз когтистая лапа. Лишь почти у самой вершины Верка остановилась и глянула вниз.