Сезон зверя

– Ты, Вера Васильевна, излучаешь такое сияние, будто тебя Афанасий не на рыбалку, а на королевский бал пригласил. Эх, восторги молодости! Впрочем, как поется в одной песенке, «я сама была такою триста лет тому назад». Не обращай внимания на стариковское брюзжание, это я от зависти.

– Я так и поняла, – улыбнулась в ответ Верка и, закинув за плечи полупустой рюкзак с полотенцем и другими необходимыми для вылазки на одну ночь вещами, ловко уселась в седло.

– Ты у нас впрямь как кавалерист-девица Дурова, – провел историческую параллель Белявский, – в седле не хуже гусара смотришься.

– Родная Брянщина выучила, – откликнулась она, – на каникулах каждый день колхозных коней купали. – И пришпорила лошадь, пристраиваясь вслед за Афанасием.

Три километра – для лошадей не расстояние, тем более под такими седоками, как девчонка да уже начавший потихоньку сохнуть от своих лет старик. К тому же по тропе вниз, из предгорья в долину. Это не мешки с аммонитом на перевал тягать. И кони шли ходко, размахивая хвостами, торопясь к дому, где их ждут сочная трава и овес в кошелках. Тем не менее почти полчаса на дорогу понадобилось, и это время надо было чем-то занять.

В голове у Верки сидел, конечно, только Он, но, чтобы Афанасий не обиделся за затянувшееся молчание и почувствовал ее интерес к себе, она решила задать каюру вопрос, который, впрочем, еще совсем недавно вызывал у нее жгучее любопытство, да и сейчас не сошел на нет, поскольку касался и Его.

– А почему, Афанасий, вы говорили, что для охотника сороковой медведь страшный очень, что его нельзя убивать?

– Отец так говори, дедушка говори, бабушка говори. Все люди говори. Я сам знай – сороковой Старик да шибко страшный. Наказ да наказ!.. – Он вытащил из пачки папиросину, прикурил, глубоко затянулся и неспешно начал рассказ. Конечно, излагал он свою историю на неродном языке не больно гладко, но Веркино воображение дорисовывало пропущенные детали и непрозвучавшие нюансы.

В тот осенний день уже ближе к вечеру Афанасий с другом добыли сохатого. Пока его разделали, на лес стали опускаться сумерки, а до стоянки на берегу реки было не слишком близко. Поэтому они решили перенести мясо к палатке утром. Вырезали мякоти на жарево, забрали печенку, губу и, сердце, а остальное перенесли на бугорок за высохшим ручьем – чтобы утром издалека увидеть – и оставили на ночь, прикрыв шкурой. Благо, что ночи уже были холодные.

Нажарили свежатинки, осушили под нее бутылку водки, специально прибереженную для такого случая, хорошо выспались и утром пошли за добычей. Но оказалось, что за ночь у нее появился новый хозяин. Ветерок тянул в сторону тайги, и, учуявший за несколько километров свежую кровь, матерый медведь еще до полуночи оказался возле схорона. Охотники сидели у костра за ужином, а он тоже ужинал их сохатым. Наевшись до отрыжки, зверь прямо тут же и лег спать, уткнувшись мордой в стянутую им с горы мяса сохатиную шкуру.

Афанасий и его друг неторопливо шагали по лесу, разойдясь в стороны метров на двадцать, чтобы прочесать побольше площадь – вдруг какая-нибудь живность подвернется под выстрел. Ясное, свежее и солнечное утро, густой багрянец листвы, неслышный полет осыпающихся желтых хвоинок – все, казалось, должно было наводить на благодушный лад, но чем ближе подходил Афанасий к вчерашнему месту, тем тревожней почему-то становилось у него на душе. А когда до схорона осталось метров тридцать, ему вдруг показалось, что где-то впереди прозвучал негромкий удар в бубен. Он остановился, потряс головой: померещилось? И двинулся дальше. Но через несколько шагов что-то все-таки заставило его снять карабин с плеча. Еще пять метров – и еле слышный бубен прозвучал снова. «Неужели от вчерашнего в голове гудит?» – подумал он. Но почти сразу же ощутил каким-то непонятным образом, как воздух впереди него, а потом и все пространство вокруг наполняются какими-то невидимыми то ли сгустками, то ли волнами… зла. Да, именно зла, направленного конкретно на него. Он невольно передернул затвор, заслал патрон в ствол и снял предохранитель. Между тем бугорок с темнеющей на нем лосиной шкурой уже хорошо виднелся сквозь редкие деревья: надо пройти еще с десяток метров, спуститься в сухой ручей, подняться из него по другому борту – и пришли. Никаких внешних признаков опасности не было и, казалось, не могло быть. Чуть в стороне спокойно двигался друг, тоже подворачивая к добыче.