Сгоревшая жизнь

– А Кузьмичева что? Быстро оклемалась?

– А Лиде хоть бы хны! Наутро вышла на работу как ни в чем не бывало. И все им с рук сошло… – Раздольная вдруг опомнилась. – Да нет, получается, не сошло… Через столько лет их достал кто-то.

– Кто это мог быть? – задумчиво протянул Артур, но она лишь пожала плечами:

– Кто ж его знает?

Согласно кивнув, Артур нашел снимок перстня с пальца Шалимовой и протянул Елене Борисовне телефон:

– Взгляните, пожалуйста. Это тот самый перстень?

Всмотревшись, Раздольная подняла уплывший взгляд, потом снова уставилась на экран:

– Рубин?

Наклонившись вперед, Логов молча кивнул. Елена Борисовна вздохнула:

– Могу ошибиться, столько лет прошло… Но кажется, он самый. Я почему запомнила, что именно рубин был? Я его до того момента и не видела живьем… Тогда в газетах только начали гороскопы эти печатать, и я узнала, что рубин – мой камень. Я ж Лев. Похожа? – Она хохотнула. – Вот я у Даши этой увидела камень на пальце, попросила посмотреть. Но сам перстень… Может, тот, может, не тот. Врать не буду. Не знаю, с чего Альбинка решила, что это Олега подарок. Мне помнится, что Даша говорила: муж подарил. Да, точно! Она ж замужем была. С чего бы ей в открытую подарки от других мужиков носить? Так ведь?

Никита постарался запомнить: «Муж. Потенциальный мститель. Хотя ему тоже сейчас до фига лет… Чего ждал так долго?»

Поднявшись, Артур проникновенно произнес:

– Елена Борисовна, вы нас просто спасли. У нас наконец-то появилась убедительная версия… Я вам безмерно благодарен. Не вставайте, я захлопну дверь.

Когда они уже обувались в коридоре, вдруг донесся голос Раздольной:

– Слышь, следователь, а помощник-то у тебя тоже хорошенький! Вас там специально таких подбирают?

Во дворе Артур рассмеялся:

– А ты думал, она тебя даже не заметила? О, эти зрелые дамы! Они – истинные ценительницы…

* * *

«А не начать ли день с убийства?»

Что за человек просыпается с такой мыслью? Или эта жажда просыпается в момент, когда он окунает лицо в ледяную воду, набранную в сомкнутые ладони? А может, идея приходит с первым глотком кофе?

«А не начать ли день с убийства?»

И он берет пистолет или обрез – что там у него заготовлено? Идет с ним по хмурой утренней улице, но не высматривает жертву, ведь уже точно знает, кто ему нужен… Приходит в больничный сад и занимает скрытую от людских глаз позицию, откуда можно вести огонь. Нет, это преувеличение, ему был нужен всего один выстрел. Отрывистый точный выстрел.

Он ждет. Но время убийства известно ему до минуты. Ведь изо дня в день, в один и тот же час добрый старичок кормит голубей. И они изо дня в день срываются ему навстречу с проводов и деревьев, оглушительно хлопая десятками крыльев…

В этот самый миг его палец и нажимает курок. И хрупкая бледная девушка, которая так же изо дня в день приходит посмотреть на голубиное пиршество, откидывается на спину. Узкое тело вонзается в гору осенних листьев, собранных дворником, и они с посмертным шорохом засыпают ее – только ноги торчат наружу. Но они подломились, слились с контуром листвяной горки, поэтому обнаруживают труп не сразу, хотя больные гуляют в это время.

Никто не замечает девушку, утонувшую в листве…

Тело нашла Камилла, когда выбралась покурить. Она всегда ждет возвращения больных с прогулки, чтобы дымить не у них на глазах. У нее собственные представления о моральных устоях…

Пересчитав больных, Софья тут же позвонила ей:

– Глянь там Мамонову. Пусть заходит.

У Камиллы не было истерики, когда она добралась до кучи листьев и увидела убитую Таню. Но оцепенение, в которое она впала, пугало меня не меньше. И Надежду Владимировну оно насторожило – до того, что она собственноручно поставила своей медсестре укол. Меня тоже научили делать уколы, хотя в обязанности санитарки это и не входит. Но лишний навык не помешает…

Уж не знаю, какой препарат она вколола Камилле, но вскоре та чуть порозовела и перестала напоминать мне убитую Таню с ее мертвенно-бледным еще при жизни лицом. А меня в первый момент охватила растерянность: звонить Артуру? Но если кто-то услышит, я тем самым раскрою себя… Может, я еще нужна здесь? Ничего же толком не прояснилось. А вызывать посторонних полицейских – не моя забота, на это у меня куча начальников.

И тут появилась заведующая отделением, которой, видимо, все уже стало известно. Проходя мимо меня, Людмила Петровна произнесла, обращаясь как бы к старшей медсестре:

– Я вызвала того следователя, Артура Александровича, который расследует двойное убийство наших сотрудниц. Возможно, все это как-то связано.

Я проводила ее благодарным взглядом, хоть Марковцева даже не взглянула на меня. Она все сделала правильно: с какой стати ей общаться с новенькой санитаркой?

Себя я чувствовала обманутой: с утра у меня было праздничное настроение – написанный вечером рассказ до сих пор заставлял вскипать кровь. Мне хотелось читать его всем и каждому, но я не показала его даже Сережке, обнаружив, что назвала его именем мужа героини. С чего это вообще пришло мне в голову?