Сговор остолопов

«Доктор Орешек» превращался в кислоту и булькал в кишках. Игнациуса переполняло, запечатанный клапан не давал газу вырваться: зажмите в пальцах сопло воздушного шарика – получится то же самое. Монструозные отрыжки вздымались в горле и отскакивали вверх, к отягощенной отходами жизнедеятельности миске абажура из молочного стекла. Стоит человеку поддаться на уговоры и вступить в этот жестокий век – может произойти что угодно. Повсюду притаились капканы: Абельман, безжизненные Крестоносцы за Мавританское Достоинство, кретин Манкузо, Дориан Грин, газетные репортеры, стриптизерки, попугаи, фотография, малолетние преступники, фашистские порнографы. А в особенности – Мирна Минкофф. Потребительские товары. Но в особенности – Мирна Минкофф. С мускусной распутницей нужно что-то делать. Как-то. Когда-нибудь. Она должна поплатиться. Что бы ни случилось, он должен ей воздать, пусть даже возмездие займет многие годы, и ему придется десятилетиями красться за ней из одной кофейни в другую, с одной песенно-народной оргии на другую, из подземки на блат-хату, а оттуда – на хлопковые плантации, а оттуда – на митинг протеста. Игнациус призвал на голову Мирны замысловатое елизаветинское проклятие и, перевернувшись, еще раз неистово злоупотребил перчаткой.

Как смеет его мать строить матримониальные планы? Только такая недалекая персона, как она, может оказаться столь вероломной. Престарелый фашист будет развязывать одну охоту на ведьм за другой, покуда от некогда полноценного Игнациуса Ж. Райлли не останется нашинкованный болбочущий овощ. Престарелый фашист даст мистеру Леви любые показания, лишь бы потенциального пасынка заперли подальше, а он сам мог бы удовлетворять свои извращенные архаические прихоти с ни о чем не подозревающей Ирэной Райлли, осуществлять с ней свои консервативные практики, полностью развязав себе руки. На проституток не распространяются системы социального обеспечения и компенсации по безработице. Вне сомнения, roué Робишо они столь сильно влекли. Лишь Фортуне ведомо, чему он научился в их руках.

Миссис Райлли прислушивалась к скрипу и отрыжке, извергавшимся из комнаты сына: вот не было печали, так у него еще что – припадок? Однако смотреть на Игнациуса ей не хотелось. Всякий раз, заслышав, как открывается его дверь, она спешила в свою комнату, чтобы только с ним не встречаться. Пятьсот тысяч долларов – такой суммы она и представить себе не способна. Она едва ли вообще могла вообразить преступление настолько ужасное, чтоб оно каралось изъятием пятисот тысяч долларов. Если даже у мистера Леви возник повод к подозрениям, то ей все было предельно ясно. Что бы там ни было, это написал Игнациус. Какая же была бы красота, а? Игнациус в тюрьме. Спасти его можно только одним способом. Она перенесла телефон в дальний угол прихожей, насколько позволял шнур, и уже в четвертый раз за день набрала номер Санты Баттальи.

– Хспти, голуба моя, как ты дёргаисси, – сказала Санта. – Ну чего там у тебя опять стряслось?

– Ой, боюсь, Игнациус в такую передрягу запопал, что еще хуже, чем фытография в газете, – прошептала миссис Райлли. – Я в чилифон не могу говорить. Санта, как же ж ты права была с самого начала. Игнациуса надо сдать в Благодарительнось.

– Ну наконец-то. Я уж осыпла вся тебе доказывать. Мне тут Клод нэдавно позвонил. Грит, Игнациус такую сцену в больнице закатил, когда они встретились. Клод грит, он его прям боицца, такой Игнациус здоровый.

– Ай, ну какой же ж ужас. В больнице сущий кошмар был. Я уже тебе рассказывала, как Туся начал орать. При всех сестрах прямо, при всех больных. Я чуть сквозь землю не провалилась. Клод не сильно сердится, а?

– Он не сердицца, но грит, боицца за тебя, что ты одна с ним в этом доме. Спрашивал, может, нам с ним приехать, да с тобой посыдеть?

– Ой, только не надо, дорогуша, – поспешно ответила миссис Райлли.

– А таперь еще в какую пэредрягу он у тебя попал?

– Потом расскажу. Сейчас могу сказать только, что про эту Благодарительнось весь день думала и наконец решила. Пришло время. Он мое единственное чадо, но мы должны его вылечить за ради него ж. – Миссис Райлли напряглась, пытаясь вспомнить ту фразу, которую постоянно произносили в судебных постановках по телевизору. – Мы его объявим «органичено меняемым».

– Органичено? – фыркнула Санта.

– Надо ему помочь, пока за ним не приехали и не заарестовали.

– Да кто ж его заарэстует-то?

– Он, кажись, сильно нашалил, пока в «Штанах Леви» работал.

– Ох ты ж хоссподи! Только этого не хватало. Ирэна! Положь трубку и позвони в Благодаритэльнось сейчас же, дэушка.

– Нет, послушай. Я не хочу тут быть, когда они приедут. То есть Игнациус – он же такой здоровый. С ним хлопотно будет. Я этого не вынесу. У меня невры и так ни к черту.