Миссис Леви не сводила глаз с супруга: ее раскрашенные ресницы даже не вздрагивали.
– Если пойдете в лавку, можете мне и ветчины на Пасху купить, – проскрежетала мисс Трикси. – Я хочу видеть эту ветчину прямо у себя дома! И никакого вранья на этот раз я не потерплю. Если вам от меня нужно признание, начинайте за него платить.
И она зарычала на миссис Леви, с вызовом обнажив зубы, – словно выставила хоругвь.
– Вот видишь, – сказал мистер Леви супруге. – У тебя есть три причины сходить в лавку. – Он протянул ей бумажку в десять долларов. – Я тебя здесь подожду.
Миссис Леви взяла деньги:
– Я полагаю, теперь ты счастлив. Теперь я буду твоей служанкой. Ты занес меч над моей головой. Одно-единственное крохотное неверное суждение – и мне приходится так страдать.
– Одно крохотное неверное суждение? Обвинение в клевете на полмиллиона долларов? От чего ты страдаешь? Ты просто идешь в бакалейную лавку за углом.
Миссис Леви повернулась и на ощупь двинулась по проходу. Дверь за нею хлопнула, и мисс Трикси моментально погрузилась в детскую дрему, точно тяжелое бремя спало с ее плеч. Мистер Леви прислушивался к ее храпу и наблюдал за монровийским сухогрузом, что выходил из гавани и сворачивал по течению в сторону Залива.
Впервые за несколько дней разум его успокоился, и в сознании поплыли некоторые события, связанные с этим злополучным письмом. Он припомнил написанное Абельману – и перед мысленным взором его явилось другое место, где он слышал подобные выражения. Двор дурачка Райлли, всего час назад. «Ее следует высечь хлыстом». «Олигофрен Манкузо». Все-таки письмо написал он. Мистер Леви с нежностью посмотрел на маленькую обвиняемую, храпевшую над своей коробкой голландского печенья. Ради всех нас, подумал он, вас придется объявить недееспособной и вынудить взять вину на себя, мисс Трикси. Вас подставили. Мистер Леви расхохотался вслух. Почему же мисс Трикси созналась так искренне?
– Тишина! – рявкнула мисс Трикси, мгновенно проснувшись.
Дурачка Райлли в самом деле стоило спасать. А он спас себя, мисс Трикси, да и мистера Леви в придачу – по-своему, по-дурковатому. Кем бы ни был этот Бирма Джоунз, щедрую премию он заслужил… или вознаграждение. Предложить ему работу в новых «Шортах Леви» – так будет еще лучше для рекламы. Премию и работу. Хорошее освещение в прессе, увязанное с открытием возрожденной компании. Ловкий трюк или как?
Мистер Леви смотрел, как сухогруз пересекает устье Промышленного канала. Скоро миссис Леви тоже окажется на пароходе – на пути в Сан-Хуан. Навестит свою мамашу на пляже – будет смеяться, петь и танцевать. Миссис Леви неважно вписывается в новый план «Шорт Леви».
Четырнадцать
Игнациус весь день не выходил из комнаты: конвульсивно задремывал, а часто и тревожно приходя в себя, набрасывался на свою резиновую перчатку. Весь день телефон в прихожей звонил, не переставая, и с каждым звонком его тревога и нервы расходились все сильнее. Он атаковал перчатку, лишая ее девственности, вонзаясь в нее, покоряя ее. Как к любой знаменитости, к Игнациусу тянулись поклонники: мамашины глазливые родственнички, соседи, люди, которых миссис Райлли не видела годами. Звонили все. При каждом звонке Игнациусу мерещилось, что это снова мистер Леви, но всякий раз до него доносились адресованные абоненту материнские реплики, уже ставшие душещипательно стандартными: «Ай, ну какой же ужас, а? Что ж я буду теперь делать, а? Теперь же ж наше доброе имя совсем загибло». Когда сил терпеть это уже не оставалось, Игнациус, колыхаясь, вываливался из комнаты и отправлялся на поиски «Доктора Орешка». Если в прихожей ему случалось встретить мамашу, она не смотрела на него, а изучала ворсистые сферы пуха, что дрейфовали по полу у него в кильватере. Похоже, он ничего больше не мог ей сказать.
Что же сделает мистер Леви? Абельман, к несчастью, очевидно, оказался довольно низкой личностью, субъектом слишком мелким, чтобы принять чуточку критики, человеческой молекулой с повышенной чувствительностью. Игнациус обратился с письмом не по адресу; воинственная и мужественная листовка была прочитана не той публике. В данный момент его нервной системе не выдержать судебного процесса. Он совершенно расклеится прямо перед судьей. Сколько времени пройдет, прежде чем мистер Леви накинется на него снова, он не знал. Какие маразматические загадки налопотала в уши мистеру Леви мисс Трикси? В ярости и смятении мистер Леви непременно вернется, на сей раз – полный решимости заточить его в узилище. И ждать его возвращения – словно дожидаться казни. Тупая боль в голове не отступала. «Доктор Орешек» на вкус был, как желчь. Абельману явно хотелось денег – и побольше: эта стыдливая мимоза, судя по всему, сильно обиделась. Когда обнаружат подлинного автора письма, чтоˊ потребует Абельман вместо пятисот тысяч? Жизнь?