Сговор остолопов

– Вот они, – сказал он. – Вот заметки, которые я набросал, работая в вашей компании. Они докажут вам, что я любил «Штаны Леви» больше самой жизни и каждый сознательный свой час посвящал рассмотрению способов, как помочь вашей организации. И часто в ночи видения спускались ко мне. Фантомы «Штанов Леви» достославно проносились в моей сонной душе. Я ни за что не стал бы писать подобного письма. Я любил «Штаны Леви». Вот прочитайте это, сэр.

Мистер Леви взял папку и прочел строчку, в которую упирался жирный палец Райлли: «Сегодня на контору нашу наконец снизошла благодать в лице господина нашего и хозяина мистера Г. Леви. Если быть до конца честным, я обнаружил его довольно беспечным и равнодушным». Палец скользнул на пару строк ниже. «Со временем он осознает всю мою преданность его фирме, всю мою увлеченность делом. Пример мой, в свою очередь, может снова привести его к вере в «Штаны Леви». Указующий перст ткнулся в следующий абзац. «Ля Трикси по-прежнему помалкивает, доказывая тем самым, что она гораздо мудрее, чем я полагал. Я подозреваю, что женщине этой известно очень многое, и апатия – лишь фасад ее показного презрения к «Штанам Леви». Понимать ее становится легче, когда она заговаривает о пенсии».

– Вот мои доказательства, сэр, – сказал Игнациус, выхватывая папку из рук мистера Леви. – Допросите эту старую клячу. Сенильность ее – не более чем личина. Такова ее защита от работы и от самой компании. В действительности она терпеть не может «Штаны Леви» за то, что ей не дают пенсии. И кто может за это бросить в нее камень? Множество раз, когда мы оставались с нею наедине, она часами лепетала про то, как собирается «посчитаться» со «Штанами Леви». Ее ненависть проявлялась в форме ядовитых нападок на структуру вашей корпорации.

Мистер Леви попытался взвесить все свидетельства. Он знал, что Райлли компания по-настоящему нравилась; это он наблюдал в конторе, об этом ему сказала соседка, то же самое он только что прочел. Трикси, с другой стороны, компания не нравилась. Несмотря на то что и его супруга и этот дурачок утверждали, будто ее старческий маразм – сплошное притворство, он сомневался, что она смогла бы написать такое письмо. Но теперь ему следовало как можно скорее выбраться из клаустрофобии этой спальни, пока его не вывернуло наизнанку прямо на блокноты, устилавшие пол. Когда мистер Райлли стоял рядом, тыча пальцем в свои записи, вонь была ошеломляющей. Мистер Леви уже нащупывал дверную ручку, когда дурачок Райлли кинулся на дверь всем телом.

– Вы должны мне поверить, – выдохнул он. – У шалавы Трикси навязчивая идея насчет индейки или ветчины. Или ростбифа – не припоминаю. Мания становилась временами довольно свирепой и запутанной. Она клялась отомстить за то, что ее вовремя не отправили на пенсию. Враждебность переполняла ее через край.

Мистер Леви слегка оттеснил его в сторону и выбрался в прихожую, где его, как швейцар, поджидала свекольноволосая мамочка.

– Благодарю вас, мистер Райлли, – сказал мистер Леви. Быстрей бы уехать из этой затхлой будки, где разбиваются сердца. – Если вы мне понадобитесь еще, я вам позвоню.

– Он вам еще понадобится, – выкрикнула ему вслед миссис Райлли, когда он уже сбегал по ступенькам во дворик. – Что бы там ни было, это Игнациус сделал.

Она кричала что-то еще, но рев мотора заглушил ее слова. Синий дым выхлопа окутал подбитый «плимут», и мистер Леви исчез.

– Добился своего, да? – выговаривала тем временем миссис Райлли Игнациусу, схватив его за белый халат. – Вот теперь уж точно свалилось на нашу голову, мальчик. Знаешь, что они могут тебе сделать за подложку? Тебя в тюрьму упекут. Этого бедненького человека на пятьсот тыщ долларов оштрахуют. Допрыгался, Игнациус? Теперь уж точно свалилось.

– Я вас умоляю, – слабо отозвался Игнациус. Его тускло-белая кожа постепенно серела. Теперь ему было по-настоящему дурно. Клапан одновременно выполнял несколько маневров, превосходивших по неистовству и оригинальности все, что ему доводилось делать прежде. – Я же говорил вам, что все так и будет, когда устраивался на работу.

Мистер Леви выбрал кратчайший путь к пристани «Улица Желанья». Он промчался по Наполеону к эстакаде над Широким проспектом и выехал на скоростную трассу; его подхлестывала отдаленная, но вполне узнаваемая версия решимости. Если ненависть в самом деле заставила мисс Трикси написать это письмо, то вся ответственность за дело Абельмана лежит на миссис Леви. Могла ли мисс Трикси написать нечто столь разумное? Мистер Леви надеялся, что могла. Он пронесся по кварталу, где она жила, мимо промелькнули бары и торчавшие отовсюду вывески «ВАРЕНЫЕ ЛАНГУСТЫ» и «УСТРИЦЫ В СКОРЛУПЕ». В доме он поднялся по лоскутному следу к бурой двери. Постучал, и миссис Леви открыла со словами:

– Поглядите, кто вернулся. Гроза идеалистов. Ты распутал свое дело?

– Возможно.

– А вот теперь ты заговорил как Гэри Купер. Вместо ответа – одно слово. Шериф Гэри Леви. – Она ущипнула ногтями выбившуюся из строя аквамариновую ресницу. – Ну, тогда пойдем. Трикси поглощает печенье. Меня уже тошнит.