– Стойте! – бешено орал Игнациус, видя, как последние шеренги батальона скрываются за дверями. – Вернитесь сюда немедленно.
Двери захлопнулись. Он опустился на четвереньки и подполз к краю стола. Затем перевернулся и через довольно длительный промежуток времени, потраченный на маневрирование конечностями, умудрился сесть на краю, свесив ноги. Заметив, что ступни болтаются всего лишь в нескольких дюймах от пола, Игнациус решился на прыжок. Он уже оттолкнулся от стола и приземлился на пол, когда камера соскользнула у него с плеча и гулко треснулась о цемент. Пленка вывалилась из нее на пол выпотрошенными внутренностями. Игнациус подобрал камеру и щелкнул тумблером, который должен был привести ее в действие, но ничего не произошло.
– Что поют эти маньяки? – вопросил Игнациус у опустевшего цеха, фут за футом рассовывая пленку по карманам.
Игнациус, волоча за собой несмотанную пленку, поспешил к дверям и вошел в контору. Две женщины окаменело предъявляли задник изгаженной простыни смущенному мистеру Гонсалесу. Полузакрыв глаза, хор самозабвенно выводил свою мелодию, окончательно в ней увязнув. Игнациус протолкался сквозь ряды батальона, кротко переминавшегося с ноги на ногу в тылах, прямо к столу управляющего конторы.
Мисс Трикси заметила его и поинтересовалась:
– Что происходит, Глория? Что здесь делают все эти фабричные?
– Бегите отсюда, покуда можете, мисс Трикси, – с великой серьезностью посоветовал он.
– Я тебя не слышу, – возопила мисс Трикси, хватая его за руку. – Это негритянский театр приехал?
– Ступайте трясти своей усохшей анатомией над отхожим местом, – свирепо заорал на нее Игнациус.
Мисс Трикси зашаркала прочь.
– Ну? – осведомился Игнациус у мистера Гонсалеса, перемещая двух дам таким образом, чтобы управляющему стали видны буквы на лицевой стороне простыни.
– Что это означает? – спросил мистер Гонсалес, прочитав транспарант.
– Вы отказываете этим людям в помощи?
– Им – в помощи? – испуганно переспросил управляющий. – О чем вы говорите, мистер Райлли?
– Я говорю о грехе против общества, в котором виновны вы.
– Что? – Нижняя губа мистера Гонсалеса задрожала.
– В атаку! – крикнул Игнациус батальону. – Человек этот совершенно лишен милосердия.
– Да вы ж ему и рот раскрыть не дали, – заметила одна из недовольных женщин, державших простыню. – А ну дайте мистеру Гонсалесу сказать.
– В атаку! В атаку! – возопил Игнациус еще яростнее. Изжелта-небесные глаза его пучились и сверкали.
Кто-то нерешительно крутнул велосипедной цепью над рядом конторских шкафчиков и сшиб на пол горшки с бобами.
– Ну посмотрите, что вы наделали, – сказал Игнациус. – Кто вам приказывал сбивать растения?
– Сами же сказали: «Выдаку», – отвечал хозяин велосипедной цепи.
– Немедленно прекратите, – заревел Игнациус рабочему, который с безразличным видом карманным ножиком вспарывал табличку «ОТДЕЛ ИССЛЕДОВАНИЙ И СПРАВОК – И. Ж. РАЙЛЛИ, ХРАНИТЕЛЬ». – Что вы вообще себе думаете?
– Эй, так вы ж сами сказали: «Выдаку», – ответило несколько голосов.
– Прекратите это ужасное пение, – закричал Игнациус хору. – Никогда еще столь вопиющее святотатство не касалось моих ушей.
Хор примолк – похоже, они обиделись.
– Я не понимаю, чего вы добиваетесь, – сказал Игнациусу управляющий конторой.
– Ох, да закройте же свою мокрощелку, олигофрен.
– Мы вертаемся на фабрику, – рассерженно объявила Игнациусу рьяная руководительница хора. – Дурной вы человек.
– Ага, – согласилось несколько голосов.